|<в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Глава VII

НЕВЕ, КАТОЛИЧЕСКИЙ ЕПИСКОП ВСЕЯ РУСИ

ОТНОШЕНИЯ С ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВЬЮ

Новые структуры Католической Церкви в России¹⁴⁰

Накануне революции на территории собственно России было пять диоцезов¹⁴¹:

— Могилевская архиепархия, к которой была присоединена также Минская епархия;

— Виленская епархия;

— Тельшевская, или Самогитская, епархия;

— Луцко-Житомирская епархия;

— Тираспольская епархия — кафедра Тираспольского ординария находилась в Саратове.

После революции и гражданской войны западно-белорусская часть Могилевской митрополии отошла к независимой Польше, получили независимость прибалтийские государства и Финляндия. Но сам Могилев остался на территории СССР, и эта архиепархия по-прежнему оставалась самой большой в мире по территории: она включала часть Украины, Восточную Белоруссию, а также всю Сибирь и Среднюю Азию. 2 февраля 1923 года была учреждена Владивостокская епархия. Но на этой кафедре побывал всего один епископ — монсеньор Сливонский. Газета "Osservatore Romano" за 7 апреля 1929 года сообщала, что он был выслан из СССР в возрасте 82 лет. В действительности Сливонский скончался во Владивостоке 5 января 1932 года¹⁴².

Виленская епархия была поделена между Литвой и Польшей; Тельшевская целиком отошла к Литве; Луцко-Житомирская епар­хия лишилась части приходов на Волыни и в Подолии, отошедших к Польше; в составе епархии по-прежнему оставались территории, отошедшие к советской Украине. Луцко-Житомирской кафедре подчинялся Киев. Тираспольская епархия лишилась Бессарабии, отошедшей к Румынии. Как и раньше, в ее состав входили терри­тории, расположенные в нижнем течении Волги и Дона, Новороссия, Крым и весь Кавказ. В 1926 году декретом "Quo aptius"¹⁴³ была произведена реорганизация епархиального устройства на террито­рии СССР: все старые епархии были упразднены¹⁴⁴, а вместо них образованы десять апостольских администратур.

Новые апостольские администратуры

Полномочия монсеньора Неве

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI¹⁴⁵.

Отношения с властями

Пий РР XI.

Для сохранения единого подхода и дисциплины в управлении и решении вопросов церковной жизни, в случае если епископы и апостольские администраторы вступают в контакт с представите­лями государственной власти с целью добиться, с Божией помо­щью, более благоприятных условий для верующих, они должны предварительно согласовать свои действия с епископом монсеньо-ром Пи Неве, который должен впоследствии снестись по этому вопросу с епископом-ординарием.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противореча­щие указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI¹⁴⁶.

Экзарх Федоров,

генеральный викарий для русских униатов

Пий РР XI.

Поскольку все, что идет на благо верных чад славянского обря­да, приносит Нам большую радость, Мы, заботясь о духовном окормлении этих чад, препоручаем экзарха Леонида Федорова, чьи добро­детели и ревностное служение Святому Престолу давно Нам изве­стны, пастырскому попечению Преподобнейшего Пи Неве, титулярного епископа Цитрусского, проживающего в Москве; последний должен назначить его генеральным викарием для верующих славянского обряда с предоставлением всех законных полномочий. Экзарх Лео­нид Федоров освобождается впредь от подчинения любому другому епископу и находится в юрисдикции епископа Пи Неве.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противореча­щие указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI¹⁴⁷.

"Воссоединившиеся" священники или епископы

Пий РР XI.

Заботясь о благе Наших чад, живущих в Сарматии, Мы поста­новляем следующее: священники и, если такое случится, епископы, исповедавшие перед Богом желание и решимость возвратиться к единству с Католической Церковью, должны быть подвергнуты серьезному испытанию в той мере, в какой это позволяет ситуа­ция и время. Если, однако, покажется уместным отложить публич­ное исповедание веры до того времени, когда этот священник или епископ сможет увлечь своим примером свою паству, то этот священник или епископ может оставаться на своем прежнем мес­те и прилагать все усилия, дабы и других убедить принять и испо­ведать католическую веру.

Подлежит выполнению, невзирая ни на какие противореча­щие ему указания, даже особо оговоренные.

Дано в Риме, у святого Петра, 26 июля года 1926-го, Нашего понтификата — пятого. Пий РР XI¹⁴⁸.

Грамотный комментарий к приведенным папским письмам — задача канонистов. Как историк, автор этой книги должен сказать, что Неве так и не пришлось воспользоваться полученными полно­мочиями. Да, апостольские администраторы действительно были назначены, но — по причине сложности ситуации и полицейской слежки — их епископские хиротонии так и не состоялись; к тому же эти администраторы были назначены Римом. Назначение ад­министратором было равнозначно приговору к высылке из страны, ссылке или мученичеству. В течение десяти лет, которые Неве провел в Москве в качестве апостольского администратора, он рукоположил всего одного епископа — монсеньера Амудрю, апос­тольского администратора Ленинграда. Эта хиротония состоялась в 1935 году, и о ней мы расскажем ниже.

Четыре письма, в которых папа определял полномочия Неве, были составлены не без влияния д'Эрбиньи — особенно после­днее, откровенно униатское по духу. Оно разрешало священникам и епископам, переходящим в католичество, временно скрывать это, если, оставаясь "на подпольном положении", они могли способ­ствовать переходу в унию своей паствы. Совершенно очевидно, что д'Эрбиньи был под впечатлением случая с о. Патапием, свя­щенником из Нижней Богдановки, перешедшим в униатство вме­сте со всем своим многотысячным приходом.

12 февраля 1928 года д'Эрбиньи дал Неве указания относи­тельно священников, считавших себя католиками, но временно ос­тававшихся в Православной Церкви. Эти указания полностью соответствовали папскому декрету. "Ввиду чрезвычайных обстоятельств Вы, в порядке исключения, уполномочены после тща­тельного исследования под свою ответственность принимать в лоно Церкви духовных лиц, родившихся в схизме и временно остающихся во главе своих приходов или общин верующих, не требуя от них сразу же открыто объявлять о своем переходе в католичество; при этом такие пастыри, временно остающиеся криптокатоликами, должны признать своим истинным и закон­ным епископом апостольского администратора, назначенного Святым Престолом (или лиц, назначенных этим администрато­ром), и обязаться не делать и не говорить ничего такого, что про­тиворечило бы католической вере, о своем переходе в которую они временно будут хранить молчание, и как следствие всего это­го не выполнять никаких распоряжений раскольнических иерар­хов, если они будут противоречить их католической вере, даже если эта верность убеждениям будет чревата для них опасными последствиями"¹⁴⁹.

Хотя полномочия, предоставленные Неве, казались в Риме весьма широкими — Пий XI говорил о. Кенару, что у Неве было больше власти, чем у него самого! — на самом деле они были совершенно не приспособлены к реальному положению Католи­ческой Церкви в России. Если до 1936 года и удавалось сохранить на территории СССР законную иерархию, то причиной этому было исключительно привилегированное положение монсеньора Неве, который находился под покровительством посла Франции в Мос­кве, а с 1 июля 1932 года даже стал жить у него. Комиссары закры­вали глаза на такое "ненормальное положение дел", и причиной этого была не столько терпимость, сколько холодный расчет: до­вольно быстро узнав, что Неве являлся главой Католической Церк­ви в России, ГПУ решило до поры до времени не трогать его, наде­ясь выйти через французского епископа на многочисленные связи, соединявшие — через переписку, встречи, посещение богослуже­нии, исповедь — католиков России друг с другом и, через посред­ство монсеньора Неве, с Римом.

Обе ветви католичества — латинская и славянская — были за десять лет практически уничтожены, и епископские хиротонии, право совершать которые было оговорено в папских письмах, со­стоялись всего два раза, причем в обоих случаях им предшество­вало распоряжение из Рима. Во время своей предпоследней поезд­ки в Россию д'Эрбиньи рукоположил четырех епископов: Неве, чья хиротония состоялась 21 апреля 1926 года в московской церк­ви святого Людовика; Слосканса и Фризона — оба они были руко­положены 10 мая 1926 года, также в Москве; и, наконец, Малецкого, который был хиротонисан в Ленинграде 13 августа 1926 года. Впоследствии, 9 февраля 1929 года, по распоряжению папской ко­миссии Про Руссиа" Малецкий совершил епископскую хиротонию монсеньера Матуланиса, коадьютора апостольского админист­ратора Ленинграда — эта хиротония состоялась в ленинградском храме во имя св. Екатерины. А 30 апреля 1935 года в московском храме во имя св. Людовика Неве хиротонисал во епископа монсе-ньора Амудрю, апостольского администратора Ленинграда — сек­ретное распоряжение об этой хиротонии было получено Неве во время аудиенции у Пия XI 4 июня 1934 года. Мы специально так подробно останавливаемся на этом вопросе, чтобы показать, что весьма распространенные слухи о многочисленных епископских и пресвитерских хиротониях, совершенных в России Неве и други­ми апостольскими администраторами в период с 1926 по 1939 год, — не более чем легенда.

Что же касается четвертого папского декрета, то он-то как раз и получил конкретное применение, когда в 1933 году православ­ный епископ Варфоломей (Ремов), находившийся в юрисдикции митрополита Сергия, был принят в лоно Католической Церкви, официально оставшись в прежней юрисдикции. Об этом архиерее мы расскажем ниже.

За все годы пребывания в России монсеньор Неве рукопо­ложил всего одного священника — брата Майяна. Это произо­шло после провала всех попыток добиться прибытия из Франции ассумпционистского монаха, который занялся бы окормлением макеевского прихода. Неве буквально из кожи вон лез, чтобы добиться предоставления въездной визы о. Блуа, избранного для служения в СССР о. Кенаром: он писал Раковскому, назначенно­му послом Советского Союза в Париже, надеясь на его помощь; он ходатайствовал перед секретарем посольства Тихменевым, зя­тем о. Николая Толстого; он просил Кенара разыскать Альфана, сотрудника франко-русской комиссии. Но все было напрасно. Виза так и не была предоставлена. Когда 30 ноября 1926 года Эрбетт в очередной раз попросил об этом Литвинова, тот ответил ему; "Обычная поездка — пожалуйста. Но позволить ему заниматься религиозной деятельностью мы не можем — это вопрос внут­ренней политики".

Тогда Неве решил воспользоваться своими полномочиями и рукоположил брата Майяна во священника ad missam — для со­вершения мессы. Хиротония состоялась 10 ноября 1926 года в храме св. Людовика; церемония была публичной. В то же время Неве попросил монсеньора Кручинского, генерального викария Юга, время от времени присылать в Макеевку священника для прове­дения исповеди. О. Майян совершал мессу со страхом и трепе­том. Прихожан становилось все меньше. В апреле 1927 года Майяна вызвали в милицию, где заставили подписать бумагу, в которой он обязывался не совершать более "польских" церемо­ний. Снова последовал протест посла. Литвинов пообещал ему постараться что-нибудь сделать, но, прекрасно понимая, что реше­ние вопроса зависело не от него, добавил: "Лишь бы только они нас послушали". ГПУ мотивировало свой запрет о. Майяну со­вершать богослужения тем, что он иностранец. Осенью 1929 года была арестована его экономка Станислава. Верующие окончательно перестали приходить на службы. Здоровье священника пошатну­лось. Неве удалось спасти макеевскую библиотеку, за которой во время своего служения на этом приходе присматривал Майян. После того что произошло осенью 29-го, Майяну уже не имело смысла оставаться в Макеевке. Он вернулся в Москву, и 7 ок­тября того же года уехал из России. Умер Майян в доме для пребывавших на покое ассумпционистов в Ментоне 9 апреля 1932 года.

Французский приход св. Людовика в Москве

Этот французский приход был создан в 1789 году по указу Ее Величества императрицы Екатерины II, адресованному на имя московского генерал-губернатора генерала Еропкина. Указ гласил, что французы, проживающие в Москве, получают разрешение по­строить церковь для совершения богослужения по римо-католичес-кому обряду¹⁵⁰:

"Петр Дмитриевич! Предварительный ответ, данный Вами на просьбу проживающих в Москве французов о позволении им построить римскую церковь, Нами утвержден: что же касается места, подходящего для этого строительства, то было бы предпочтительно, чтобы они нашли таковое в Немецкой слободе".

Решение императрицы было подтверждено церковными влас­тями: 16 марта 1812 архиепископ Могилевский Станислав Сестренцевич подписал следующий указ:

I. Приходская церковь во имя святого Людовика в Москве, основанная моей епископской властью с согласия блаженной па­мяти императрицы Екатерины II, была построена, отремонтирована и содержится на средства французов, из чего следует, что община римо-католического прихода св. Людовика в Москве состоит ис­ключительно из французов, проживающих на всей территории го­рода Москвы и его пригородов, — как тех, кто родился в пределах нынешних границ Французской Империи, так и тех, кто являются французами по происхождению и пользуются преимуществами в соответствии с Конкордатом, заключенным в пользу жителей Фран­ции Святым Отцом папой Пием VII 19 ноября 1801 года.

II. В круг лиц, обозначенный в первом пункте, входят не все лица, говорящие на французском языке, — поскольку на нем гово­рят и иностранцы, — но только представители нации, составляю­щей приход церкви св. Людовика, в связи с чем мы исправляем пункт 3 распоряжения от 5 апреля 1800 года, данного в наше от­сутствие. (...)

IV. Все прочие римо-католики, проживающие в Москве и ее пригородах, какой бы национальности они ни были, являются при­хожанами церкви во имя свв. Петра и Павла. [...]

VI. Римо-католики, проживающие в губерниях нашей страны, где не имеется собственного пастыря, в случае прибытия в Моск­ву должны быть приняты как в своих приходах в церквах, принад­лежащих выходцам из тех народов, к коим относятся они сами, дабы получить там духовное утешение".

В 1908 году товарищ министра внутренних дел сенатор Мака­ров и товарищ главы департамента иностранных исповеданий Смирнов опубликовали новый приходской устав. В главе I опреде­лялся состав и духовное руководство прихода.

1. Прихожанами французской католической церкви в Моск­ве могут быть исключительно:

а) французские католики, проживающие в Московской и со­седних с нею губерниях;

б) иностранные подданные католического исповедания — бель­гийцы и прочие, перечисленные в указе католического архиепис­копа Могилевского от 16 марта 1812 года; и

в) российские подданные, ведущие свое происхождение от вышеупомянутых лиц.

2. Богослужение и совершение треб в приходе поручаются двум или трем католическим священникам французской нацио­нальности, один из которых исполняет обязанности настоятеля, а другие — викариев.

Монсеньор Видаль, настоятель церкви св. Людовика с 1913 по 1920 год, повествует в своей книге "В Москве в течение первых трех лет советской власти" о том, что произошло в годы револю­ции с церковью, настоятелем и прихожанами.

25 декабря 1918 года в "Известиях" был опубликован декрет наркомата юстиции, который требовал — во исполнение закона об отделении Церкви от государства — изъятия из приходов печатей и бланков с печатями. Настоятели трех католических приходов направили наркому юстиции прошение, в котором говорилось о необходимости сохранения печатей: верующим были необходимы справки о крещении, о браке, о смерти супруга для вступления во второй брак. Эти справки должен был выдавать настоятель прихо­да, заверяя документ приходской печатью. Все это, считали авторы прошения, вполне соответствовало действующему законодательству, отделившему Церковь от государства, но провозгласившему пол­ную свободу отправления культа. Это тем более необходимо, про­должали они, что "большинство прихожан трех московских церк­вей не являются российскими подданными, а прихожане храма св. Людовика — исключительно подданные Французской республи­ки". В случае возвращения на родину они просто не смогут обой­тись без этих документов. С другой стороны, верующие римско-католического исповедания подчиняются папе Римскому, и по зако­нам Католической Церкви эти бумаги нужны им и для решения ряда духовных вопросов. 13 января 1919 года прошение было удов­летворено. В течение первых лет советской власти жизнь прихо­дов несколько облегчилась".

Начавшаяся в 1922 года кампания по вскрытию мощей, ста­вившая своей целью "разоблачить мошенничество духовенства", которое якобы обманывало верующих, устанавливая почитание нетленных и мироточивых мощей, прошла для Католической Церк­ви относительно спокойно, поскольку на территории России не было чтимых мощей католических святых. Правда, в Полоцке в 1922 году была вскрыта гробница блаженного иезуита Андрея Боболи (1592—1657); его останки были выставлены напоказ в московс­ком анатомическом институте. Папской миссии помощи, которую возглавлял о. Уэлш, удалось вернуть мощи Церкви: они были пере­везены в Рим через Одессу, на итальянском корабле. 17 апреля 1938 года Пий XI канонизировал Андрея Боболю.

После отъезда монсеньора Видаля в 1920 году храм св. Лю­довика оставался без постоянного священника. В то время на всю Москву было всего два католических священника-поляка, не знав­ших никаких языков, кроме польского и русского. Между тем в городе насчитывалось от 25 до 30 тысяч католиков, говоривших на французском, итальянском, немецком.

Советы неоднократно пытались закрыть церковь св. Людови­ка, но каждый раз поистине героическое сопротивление прихожан не позволяло этого сделать. В апреле 1922 года, после принятия декрета об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих, глава живоцерковцев митрополит Антонин захотел изъять из хра­ма все священные сосуды и отправить их на переплавку. Трофеи оказались скромными: золота не было вообще, а серебра — менее шестнадцати фунтов. Католики потребовали, чтобы на основании того же декрета предметы, имеющие богослужебное употребление, были оставлены в церкви. Антонин ответил отказом. Впрочем, сказал он, комиссия согласится оставить священные сосуды храму, если в трехдневный срок прихожане соберут вдвое большее коли­чество серебра. Для тех французов и бельгийцев, которые остава­лись к тому времени в приходе — а это были разорившиеся ком­мерсанты, учительницы, инженеры, приехавшие с дальних заводов, — собрать шестнадцать килограммов серебра было невыполнимой задачей. Наконец им удалось сторговаться до двадцати четырех фунтов. Начался сбор пожертвований, который, казалось, мог рас­трогать самое черствое сердце: служанки приносили свои серьги, с которых прямо у них на глазах сдирали оправы; на покрытые тон­кой чеканкой кофейники, чайники и сахарницы, на семейные релик­вии обрушивался молоток, и шла запись чистого веса. Люди жерт­вовали обручальные кольца из позолоченного серебра, серебряные образки, которые они вешали на шею младенцам, последние релик­вии, оставшиеся от умерших родственников... и, наконец, необходи­мый вес был достигнут! Таким образом удалось спасти потир, да­роносицу, монстранцию и серебряную кадильницу с латинской надписью: "Дар герцога де Ноая, посла короля Франции Людовика XVI при дворе императрицы России" (Екатерины II)'¹⁵¹.

Кроме того, приход должен был приспособиться к советским законам о проведении богослужений, о содержании и реставрации здания, об уплате налогов. Здание было передано объединению верующих, сформировавших "двадцатку", которая и стала офици­ально отвечать за все перед государством. Двадцатка избрала ис­полнительный орган, который по привычке называли приходским советом, или советом синдиков. 30 августа 1926 года во время сво­его последнего пребывания в Москве монсеньор д'Эрбиньи утвер­дил "положение о взаимоотношениях церковных властей с при­ходским советом французского прихода св. Людовика в Москве", составленное г-жой Отт:

1. В случае, если французскому приходу св. Людовика в Мос­кве потребуется назначение нового духовного лица для окормле-ния, приходской совет, от имени всех прихожан, должен обратиться к компетентным церковным властям — то есть к римской комис­сии "Про Руссиа" — с просьбой о назначении необходимого свя­щенника. Кандидат или несколько кандидатов на это место могут быть предложены приходом, но окончательный выбор остается за Святым Престолом.

2. Духовные лица, избранные для служения в приходе, прежде чем войти в состав приходского совета, должны ознакомиться с законодательством СССР о культах и в дальнейшем прилагать все усилия к тому, чтобы их практическая деятельность находи­лась в соответствии с теми обязательствами, которые представи­тели прихода дали гражданским властям.

3. Приходской совет, на который — как говорится в этих обязательствах — возложена ответственность за содержание цер­кви, должен заботиться о сборе необходимых средств и контроли­ровать их расход¹⁵².

Этот текст не имел никакой юридической силы, и лично мне кажется, что идея его составления целиком принадлежала г-же Отт, боявшейся возможных конфликтов нового настоятеля, монсеньора Неве, с властями.

Кроме церкви св. Людовика в могилевском церковном ка­лендаре за 1925 год упоминаются следующие московские храмы:

— церковь свв. Петра и Павла, 15 000 прихожан, админист­ратор — аббат Лупинович (настоятель монсеньер Зелинский был в ссылке). Приходу принадлежат часовни на кладбище, в боль­нице и в приюте, а также частные часовни в домах, принадлежа­щих знати;

— церковь Непорочного Зачатия, 5000 прихожан, администра­тор pro tempore — аббат Цакуль.

По данным того же календаря, в московский деканат входили также следующие приходы:

Ярославский — 300 прихожан,
Калужский — 1500 прихожан,
Костромской — 900 прихожан,
Нижегородский — 1200 прихожан,
Рязанский — 70 прихожан,
Рыбинский — 400 прихожан,
Тамбовский — 300 прихожан,
Тульский — 900 прихожан,
Тверской — 400 прихожан,
Владимирский — 500 прихожан.
Священники из этих приходов и приходов других апостоль­
ских администратур, не получавшие с 1914 года церковной перио­
дики и богословских книг, сталкивались в новых условиях с боль­
шими трудностями. Со всех концов России они слали письма Неве.

Полномочия, предоставленные священникам

Чтобы священник мог служить на приходе, требовалось выполне­ние двух условий: двадцатка верующих должна была его "нанять", а городской или районный уполномоченный по делам религии — зарегистрировать. Пройдя эти стадии регистрации, священник по­лучал удостоверение, которое, по свидетельствам некоторых оче­видцев, было напечатано на желтой бумаге. "Чтобы исполнять свои обязанности в этой стране, нужно получить желтый билет. Совсем как во времена проституток", — говорится в романе Влади­мира Волкова "Предатель"¹⁵³. Впрочем, и среди бумаг Неве было очень много билетов, счетов, квитанций, листков календаря, имевших тот же желтый цвет, — в стране царила разруха и нищета, и думать о качестве бумаги было чрезмерной роскошью. Если богослужения и требы совершал священник, не получивший соответствующей реги­страции, это считалось правонарушением и влекло за собой наказа­ние: допрос, арест, а затем — достаточно суровый приговор.

Неве, обладавший столь широкими полномочиями, был строг и к себе, и к другим. Он писал в Рим, желая уточнить подробности, не имевшие на самом деле никакого значения. Например, он хотел выяснить, за какие грехи следует назначать епитимию в форме чтения молитв страстного круга розария, а за какие — другие мо­литвы. Он не понимал, каким образом священники могут служить два раза в день за исключением воскресных дней, даже при боль­шом скоплении народа — а именно такой порядок был заведен в польских приходах Москвы по первым пятницам месяца.

Священникам было предоставлено право служить в любом месте, в любое время, без богослужебных облачений, на простом хлебе мессу de Beata (заказную мессу Богородице) или de Requiem (по усопшим), текст которых они должны были знать наизусть. Мирянам, в том числе детям, позволялось разносить и препода­вать причастие. Священники могли освобождать монахинь, ре­шивших вернуться в мир, от обетов — даже торжественных. Пий XI предоставил священникам право разрешать от всех гре­хов, кроме нарушения тайны исповеди и разрешения греха по со­участию в нем, если имелась возможность связаться со Святым Престолом или с апостольским администратором. В случае же вынужденной изолированности от вышестоящего духовенства свя­щенник должен был принимать соответствующее решение само­стоятельно, сохраняя обязательство обратиться по этому вопросу в Ватикан как только такая возможность появится. Ни при ка­ких условиях апостольские администраторы и священники, нахо­дившиеся в заключении, не имели права разрешать от препят­ствий к браку, если препятствия были связаны с рукоположени­ем в священный сан, то есть они не могли узаконить гражданский брак латинского священника.

Особые сложности были связаны с различием в обрядах. На Украине апостольский администратор Житомирский монсеньор Свидерский разрешил двум священникам восточного обряда пе­рейти в латинский. Оба они были женаты, но совершали латинс­кую мессу. Что делать? Был направлен запрос в Рим, где решили следующее: "Кардинал Синсеро склонен закрыть глаза на совер­шение латинской мессы женатыми священниками. Может быть, в сложившейся ситуации стоит рукополагать священников сразу в латинском обряде? — спрашивал далее монсеньор д'Эрбиньи. — Причем выбирать ставленников из вдовцов или благочестивых холостяков, имеющих добрую репутацию, в достаточной степени знающих латынь, чтобы служить мессу и не делать при этом гру­бых ошибок? Не кажется ли Вам, что таким образом удастся вос­препятствовать сокращению числа клира? Но удастся ли Вам най­ти подходящих людей? Может быть, таковые найдутся в Ленингра­де, в немецких провинциях или в сельской местности? Не исключено, что легче будет научить их всему уже после того, как они станут священниками? Но не испугают ли их преследования?"

Неве ответил по существу: "Теоретически все мы согласны, но на практике никто, или почти никто, не хочет посвящать себя служению, тем более — сейчас, когда идет яростная борьба. Я ду­маю, что если бы нашелся серьезный кандидат, его бы рукоположи­ли без малейших колебаний" (22 июля 1929 года).

Как бы то ни было, Неве имел право разрешать и узаконивать переход из одного обряда в другой. 15 июня 1929 года д'Эрбиньи напоминал ему: "Если униатские священники смогут продолжать служить в своем обряде и от этого не разбегутся прихожане ла­тинского обряда, — это просто прекрасно. Но предвидя возможные трудности, Святой Отец наделяет Вас полномочиями — в случае, если того будет требовать высшее благо — допускать женатых священников к совершению латинской мессы. Вы можете само­стоятельно разбираться со всеми сложностями, которые возникнут в этой связи. В своем следующем письме Вы, конечно, напишите о возможности рукополагать в священный сан по латинскому чину вдовцов и холостых, имеющих недостаточную подготовку. Если Вам кажется, что можно допускать к служению в латинском об­ряде и женатых — с сепарацией или без нее — пожалуйста, напи­шите и об этом, только отдельно".

Такая постановка вопроса была для того времени — 1929 года — весьма смелой. Но она вполне отвечала главному постула­ту: Salus animarum suprema lex esto — Спасение душ — высший закон. Неве не ответил на этот вопрос. Нам кажется, что он был против рукоположения женатых.

Не менее сложными были проблемы брака. Бывший тогда в силе канон 1098, 1 гласил, что, если двое католиков в течение месяца не могут обратиться к священнику, они могут заключить брак в присутствии двух свидетелей; таким образом, каноничес­кое право в этом вопросе было весьма либеральным, но большин­ству верующих не было об этом известно. "Когда я служил в Макеевке, — вспоминал Неве, — в разговорах со священниками из близлежащих приходов мне приходилось слышать: «Я никогда не расскажу прихожанам об этом правиле; никто не станет хо­дить в церковь, и брак превратится в самое обыкновенное сожительство»". Неве обнаружил, что и в Москве верующим ничего не известно об этом правиле: "Похоже, что только о. Амудрю и я огласили эту статью канонического права, снабдив ее, однако, со­ответствующими комментариями во избежание злоупотреблений".

Неве воспользовался этим законом, чтобы успокоить верую­щих, которые специально приезжали к нему, потому что их приход­ской священник в течение многих месяцев не имел возможности их посетить. "Сейчас, в моем присутствии, без какой-либо церемо­нии, вы скажете друг другу о своем согласии вступить в брак, — говорил им Неве, — а потом, когда вам удастся наконец встретить своего священника, попросите его благословения. Но знайте, что отныне вы законные муж и жена".

Случалось порой, что разведенные православные хотели всту­пить в брак с католиками. Не будучи обвенчаны, они разводились по законам гражданского права и получали справку о возможнос­ти жениться или выходить замуж повторно. Монсеньор д'Эрбиньи спрашивал у Неве, как, по его мнению, следует относиться к их первому брачному союзу, учитывая, что для людей крещеных брак всегда должен рассматриваться как таинство и поэтому считаться нерасторжимым. В Риме до сих пор придерживаются мнения, что брак является браком в любом случае. Может ли считаться слу­жащий советского ЗАГСа свидетелем брака? Неве проконсульти­ровался у своего друга епископа Варфоломея, и оба они составили такой ответ: "Не вызывает сомнения, что те православные, которые ограничиваются регистрацией брака в ЗАГСах, обладая при этом возможностью обвенчаться в церкви, не имеют намерения заклю­чить истинный брак. Они просто довольствуются соблюдением советского законодательства. Выгоду от этого получает только женщина: имея справку из ЗАГСа о браке, ей гораздо проще до­биться уплаты алиментов в случае, если муж ее бросит. Что же касается супруга, то он выбирает регистрацию в браке, чтобы не связывать себя на всю жизнь с той, кто привлекает его в данный момент с чисто физической точки зрения. Возможно, что иногда жених и невеста, заключающие брак в ЗАГСе, имеют вполне серь­езные намерения, но таковых — явное меньшинство".

Пастырская деятельность монсеньора Неве

Его римским корреспондентом был монсеньор д'Эрбиньи, точ­нее — комиссия "Про Руссиа", созданная папским моту проприо "Inde ab inicio" от 20 июня 1925 года. 6 апреля 1930 года комиссия была выведена из состава Конгрегации Восточных Церквей. 8, 9 и 12 апреля 1930 года монсеньор д'Эрбиньи встречался с Пием XI, обсуждая вопросы реорганизации комиссии. Кардинал Синсеро, чрез­мерно занятый работой в Восточной Конгрегации и кодификацией восточного канонического права, был освобожден от должности президента комиссии, а вместо него был назначен д'Эрбиньи, сохра­нивший за собой место президента Папского Института¹⁵⁴.

Эта чрезмерная власть была одной из причин опалы, постигшей впоследствии монсеньора д'Эрбиньи. После его отставки комиссия была реорганизована новым моту проприо — "Quam sollicite" от 21 декабря 1934 года: русские клирики и миряне восточного обряда сно­ва передавались в ведение Конгрегации Восточных Церквей, а комис­сии "Про Руссиа" подчинялись только клирики и миряне латинского обряда. Сама комиссия была по политическим причинам присоедине­на к Конгрегации чрезвычайных церковных дел, а ее президентом стал секретарь pro tempore той же Конгрегации, преобразованной в 1967 году в Совет по публичной деятельности Церкви¹⁵⁵.

Как мы уже говорили, в непосредственной юрисдикции Неве находилась Московская апостольская администратура. Ему подчи­нялся также экзархат восточного обряда. Кроме того, он считался первенствующим среди других апостольских администраторов и обладал для них моральным авторитетом. Однако изданный в ок­тябре 1926 года декрет ВЦИК запрещал иностранцам осуществ­лять на территории СССР духовную власть и даже совершать бо­гослужения для советских подданных. Таким образом, Советы прак­тически разрушали всю организацию католической иерархии в России, которую возглавлял иностранец Неве.

15 декабря 1926 года настоятеля польского храма во имя свв. Петра и Павла аббата Лупиновича вызвали в ГПУ, где состоялся следующий разговор:

— Кто такой Неве?

— Это настоятель церкви св. Людовика, имеющий епископс­кий сан.

— А кто является администратором?

— С конца октября — я.

— Для чего в стране четыре епископа?

— Чтобы не зависеть от заграницы.

— Имеет ли сейчас архиепископ фон Ропп какое-либо отно­шение к церковным делам в своей епархии?

— Нет.

— Не собирается ли он вернуться?

— Мне ничего об этом не известно. В любом случае, у него больше нет юрисдикции.

— А что вы будете делать, если потребуется решить какие-то вопросы?

— Я напишу в Рим.

— Все это прекрасно, но ваше положение здесь незаконно. Мы можем всех вас арестовать разом.

Номинально Эдуард фон Ропп все еще оставался архиеписко­пом Могилевским, администраторы были назначены sede plena, кафедра по-прежнему была занята епископом, который не имел воз­можности выполнять свои обязанности. Неве жаловался, что в Великую Субботу 1927 года во время пения Exultet при благосло­вении пасхальной свечи польский священник, служивший за диа­кона, с большим воодушевлением пропел: "Et antistite nostro Eduardo" — "Помолимся и о епископе нашем Эдуарде (фон Роппе)". "Когда после этого мы утверждаем, что не зависим от Польши, мы очень похожи на лжецов", — заключает Неве.

В соответствии с декретом, о котором мы говорили выше, с 20 ок­тября 1926 года Неве было запрещено служить за пределами церкви св. Людовика. 15 ноября 1927 года он послал д'Эрбиньи статью из "Известий" за 12 ноября, "в которой впервые в прессе было заявле­но, что священники-иностранцы не имеют права служить. Вы, должно быть, понимаете, кто те два иностранца, которых этот запрет касается в первую очередь": речь шла о самом Неве и об о. Амудрю, которые, будучи иностранными подданными, служили в СССР.

Неве получил от Рима приказ рукоположить другого епископа для Юга. Апостольским администратором, которого нужно было ру­коположить для Юго-Восточного региона, должен был стать либо администратор Поволжья (Августин Баумтрог), либо администратор Кавказа (Иоанн Рот). Д'Эрбиньи хотел отправиться на юг во время своей третьей поездки и лично урегулировать этот вопрос, назначив визитатором для всей территории бывшей Тираспольской епархии с пребыванием в Одессе монсеньора Фризона, а его генеральным викарием — прелата Кручинского. "Когда Вам удастся встретиться с Фризоном, обсудите с ним вопрос о хиротонии одного из двух апостольских администраторов, которую он должен будет совершить, если не возникнет каких-либо препятствий. Самое главное, чтобы все католические епископы в России были действительно мужами святой, безупречной и благочестивой жизни и, в то же время, ис­кренне преданными Святому Престолу" (11 октября 1926).

Чтобы лучше контролировать деятельность епископов и апостольских администраторов, Советы решили организовать "католи­ческий церковный собор". 9 февраля 1927 года Неве писал: "Монсеньора Малецкого снова вызвали в ГПУ; и снова ему стали говорить о созыве собора. Он ответил, что сейчас неподходящее время, а ле­том будет видно". ГПУ думало решить таким образом сразу не­сколько вопросов: узнать точный состав католической иерархии на территории СССР, добиться лояльности, а если понадобится, то и осуждения вмешательства извне во внутренние дела Советского Союза — и все это в обмен на лживые обещания. "Россия, — писал далее Неве, — это большая контора, и ее правителям не нужно ничего, кроме контор. Одна из причин преследования католиков — их не­желание созывать национальный собор. Ведь если таковой собор будет созван, ГПУ направит туда, как на все подобные собрания, сво­его представителя, который милостиво соизволит предложить кано­ны, удобные для ГПУ, заставит избрать какой-нибудь исполнитель­ный комитет, который окажется целиком во власти не слишком святой канцелярии (ГПУ), а вдобавок заставит принять решение о запрещении переписки с Римом, как это было в добрые времена царя-батюшки". С тех давних пор ничто не изменилось к лучшему, и надежды, которые питал Неве в начале революции, надежды о дол­гожданной свободе на все времена, оказались иллюзорными.

Отношения с православными. Унионизм и обращения

9. Если восстановление церковного общения между восточ­ными и западными православными есть наша обязанность, то долж­ны ли мы отлагать исполнение этой обязанности под предлогом чужих грехов и недостатков?¹⁵⁶

И снова рассказ монсеньора Неве позволяет нам увидеть, как он совершал пастырское служение. Православный епископ Варфо­ломей (Ремов), тайно присоединившийся к Католической Церкви, посеял интерес к католичеству у одной из своих духовных доче­рей — Елены Рожиной. Неве назначил ей встречу — в воскресенье, 23 июля 1933 года, на Новодевичьем кладбище. "Первым де­лом я отвел ее к могиле Владимира Соловьева, и — можете себе представить мое удивление, когда я увидел, что эта могила, а также могила сестры философа, Поликсены, писавшей стихи под псевдо­нимом Аллегро, окружена железной оградой, очевидно, снятой с другой могилы. Могила брата и сестры были прибраны, на каждой из них — выбитая на мраморе эпитафия и крест на доске. На над­гробной доске Владимира, вместе с его именем и датами жизни, выгравировано: "Философ". Я прочел Елене Рожиной знаменитые девять вопросов Владимира Соловьева прямо возле места упокое­ния его останков. Я дал ей последнюю брошюру о Единстве Церк­вей на русском языке (мне нужны такие брошюры, — добавляет Неве, обращаясь к д'Эрбиньи, — Вам удалось найти доступный стиль, и на всех, кто ее читает, книга производит впечатление). Сидя на могильном камне, мы говорили о единстве Церкви и на другие духовные темы.

Хорошая девушка, поистине прекрасная душа. Мне показа­лось, что она почти готова к воссоединению с Католической Церко­вью. Во вторник я сказал преосвященному Варфоломею, что, может быть, пора прекратить недоговорки и открыто подтолкнуть ее впе­ред; до сих пор она знала только, что мы с преосвященным Варфо­ломеем — большие друзья. Совсем недавно епископ сообщил ей об истинном положении дел, и вчера, вручая мне письма своего духовного отца, она заявила, что полностью готова последовать по его пути: девушка хотела бы присоединиться в конце августа, что­бы как можно лучше подготовиться к причастию. Она станет дос­тойным членом нашей Церкви и сможет привести за собой дру­гих: она окончила университет и совершенно не похожа на овцу из стада — она знает, что делает и чего хочет. Да ниспошлет ей Бог здоровья — она так худа, что просто становится страшно" (31 июля 1933 года).

Через всю корреспонденцию Неве красной нитью идут две темы: с одной стороны, аресты и гонения, с другой — обращения в католичество и продвижение к воссоединению Церквей. 16 сен­тября 1928 года он, например, писал: "В Сергиевом Посаде (Загор­ске) живет один подвижник благочестия — древний старец отец Алексий — сейчас он уже почти при смерти. Всю свою жизнь он провел в молитве и помыслах о горнем. Так вот, он предсказал, что Церкви воссоединятся: "Наступит соединение".

Жена одного православного священника, сделавшись тайной католичкой, наконец призналась в этом мужу. Муж, о. Борделиус, нашел Неве и сказал ему: "Я послушное чадо моей Церкви. И если вся она воссоединится с Римом, я с радостью последую за ней". Он попросил Неве разрешить жене вернуться в правосла­вие. Неве не пошел на это, и они расстались, признав свою общность в едином священстве Христове. Священник предоставил жене свободу выбора, но, верный канонам своей Церкви, расстал­ся с ней.

Другое свидетельство экуменизма: старец Высоко-Петровско­го монастыря Митрофан благословлял православных, тяготевших к католицизму, исповедоваться и причащаться в любой из двух Цер­квей. "Если такая точка зрения распространится повсеместно, — отмечал по этому поводу Неве, — в наших храмах придется пред­принимать те же меры предосторожности, что были предприняты в Англии в отношении ромофильствующих англикан" (16 сентяб­ря 1929 года). Был ли Неве интегристом по духу? Когда православ­ные или баптисты просили предоставить им право собираться в еще действующей католической церкви, Неве колебался и даже проявлял строгость (6 января 1930).

Православным, которые говорили с любовью и почтением о католичестве и папе, Неве предлагал торжественно прочитать ка­толическое исповедание веры — для него единственным неопро­вержимым доказательством любви к Католической Церкви оста­вались вхождение в эту Церковь и католическое исповедание веры. Он составил текст, включавший повторение символа веры и пере­числение основных догматов веры¹⁵⁷. Текст этот был одобрен Ри­мом для лиц восточного обряда, присоединявшихся к Католической Церкви. В символ веры не было включено Filioque. В исповедании веры особый акцент делался на нерасторжимости брака: "Верую, что узы брака нерасторжимы и что если в случае прелюбодеяния, ереси или каких-то иных причин между супругами может быть допущена сепарация, им не позволяется вступать в новый брак, пока жив другой супруг". В тексте упоминалось чистилище, утвер­ждалось первенство папы Римского и приводились определения Флорентийского, Тридентского и I Ватиканского соборов по этому вопросу.

Православные, присоединявшиеся к Католической Церкви, под­писывали отпечатанный экземпляр этого текста, который Неве за­тем отсылал в комиссию "Про Руссиа".

Вот имена некоторых православных, пришедших в Католичес­кую Церковь:

— Доктор Леонид Титов — 30 января 1931 года. Он изучал теологию по учебнику о. Пеша и по римскому миссалу.

— Нина Быкова; 23 сентября 1932 года. 25 лет от роду она скончалась в алма-атинской больнице, полная веры и любви к то­варищам по заключению.

— Девица Багрецова. Хотела уехать из СССР, но ее просили остаться (1931 год).

— Профессор Баскарев — на Пасху 1933 года. Он работает над книгой о Соловьеве.

— Елена Рожина — духовное чадо епископа Варфоломея, ро­дом из Нижнего Новгорода. Окончила университет; обратилась, ознакомившись с девятью вопросами Владимира Соловьева (23 июля 1933 года).

— Павел Мусатов, священник, обратился в Мценске 31 июля 1933 года.

— П.Анисимов, в Саратове, в тюрьме.

— Князь Оболенский (сочувствующий).

— Профессор Иван Чинченко стал католиком 5 сентября 1936 года. Знаком с монсеньором д'Эрбиньи, хорошо знает бывшего митрополита Ювеналия, теперь — просто епископа Владимирского, все больше и больше проявляющего симпатии к католицизму.

Нужно отметить еще один момент. Неве и в еще большей степени о. Сергий Соловьев обратили в католичество большое количество евреев. Вот некоторые из них:

— Профессор Букшпан¹⁵⁸. По доносу профессора Кондратьева арестован.

— Анна Рубашова, она обладала мистическим даром.

— Две сестры Сапожник, одна в Бутырках, другая — на Со­ловках.

— Тереза, дочь костромского "жертвоприносителя". Отец про­клял ее и устроил громкий скандал, который привел к аресту сес­тер Фюсснер и повторному аресту матери Абрикосовой и несколь­ких молодых комсомолок; в рядах этой организации обнаружили целую сеть религиозной пропаганды.

Отношения с православными епископами

Что делать... Я страдаю от бездействия. Я думал о Вашем пути, дорогой Сергей Михайлович. Скажите мне: дает ли Вам Католичес­кая Церковь возможность служить Христу с чистой совестью? Като­личество представляется мне некоей монолитной организацией, име­ющей за собой великое прошлое и до сего дня не давшей трещин; у нее есть деятели культуры и интеллигенция — только так ей удает­ся сохранять во всей полноте святое Евангелие Христово. Возмож­но, что и меня Господь направит по Вашему пути. Я не связан ничем земным; у меня нет ни жены, ни детей, я свободен и готов пойти туда, куда будет угодно Богу. Из близких людей у меня осталась только мать, все еще бодрая телом и духом"¹⁵⁹.

Другие архиереи не высказывали своих симпатий столь от­крыто. В письме от 27 января 1929 года монсеньор д'Эрбиньи просил Неве сообщить ему сведения о епископе Соловье: "Не­сколько раз за последние два года он выражал желание поехать в Рим, чтобы, как говорит он сам, представить какие-то бумаги патриарха Тихона и исповедать католическую веру. Но посколь­ку он уехал из СССР по паспорту, полученному стараниями об­новленцев, это внушает опасения. Сейчас он работает в Монте­видео и, похоже, никаких нареканий в его адрес оттуда не посту­пало. Он вдовец, имеет пятнадцатилетнюю дочь. Действительна ли его хиротония?"

18 февраля 1929 года Неве написал ответ: "Сведения о Соло­вье не очень благоприятные. По профессии он фармацевт, был до­вольно близок к Тихону. Несмотря на это еще при жизни патриар­ха он нашел способ рукоположиться во епископа у небезызвестно­го Антонина, который скончался два года назад. Соловей не получил никакого богословского образования; он решил уехать из России и обратился к помощи обновленцев. Визу ему дали по просьбе Евдокима. Едва перебравшись через советскую границу, он стал писать многочисленные письма, в которых говорил, что единственным гла­вой Православной Церкви был патриарх Тихон. Говорят, что тогда Тучков вызвал Евдокима в ГПУ и отвесил ему пощечину: "Кого вы нам рекомендовали!" Но в тех же самых письмах Соловей говорил, что Тихон поддерживал великого князя Кирилла как за­конного наследника Николая II. Он писал и председателю ВЦИК Калинину. Кто это — провокатор или честный человек, искренне изменивший свои взгляды?"

Неве не давали покоя некоторые епископы, хотевшие невзи­рая ни на какие препятствия соединиться с Римом. Одним из та­ких был обновленец Русанов — женатый епископ Пензенский, пришедший от имени других пяти епископов и нескольких свя­щенников. Проконсультировавшись с Неве, 25 ноября 1929 года д'Эрбиньи ex audientia Sanctissimi — то есть после встречи с па­пой, дал следующий ответ: "По поводу сообщения монсеньера Неве от 11 ноября 1929 года о коллективной просьбе принять в лоно Римской Церкви, поступившей к нему от нескольких русских епис­копов, среди которых есть женатые епископы и священники, жена­тые вторым браком или на вдовах (а также, возможно, и на разве­денных):

1. Ответить монсеньору Неве, что он может сказать еписко­пам, что они могут поступать во всем согласно своей совести и чувству долга, исповедуя католическую веру и привлекая в ней своих клириков и паству; в случае если они будут приговорены к заключению или к смертной казни, они умрут в лоне Католичес­кой Церкви, засвидетельствовав своим подвигом, что им отпуще­ны грехи, как это было в Церкви со времен первых гонений (на­пример, св. Ипполит). Положение каждого будет изучено и кано­нически урегулировано, когда настанут более спокойные для России времена. В ожидании этого каждому надлежит придерживаться славянского обряда.

2. Написать об этом в Святую Канцелярию, чтобы подробнее объяснить доложенное монсеньером Неве и обсудить возможные ответы, сообщив временный ответ, данный монсеньору Неве в па­раграфе 1"¹⁶⁰.

В 30-е годы Неве имел контакты и с епископом Владимиром Путятой. Тихоновцы не доверяли ему по причине его связей с ГПУ. 8 октября 1934 года Неве писал монсеньору Джоббе, заме­нившему монсеньера д'Эрбиньи в качестве получателя корреспон­денции из России, что НКВД трижды присылал к нему посланницу пензенского обновленческого епископа Путяты, который непременно хочет встретиться и поговорить об унии. "ГПУ продолжает прояв­лять интерес к нашему недостоинству. Три дня тому назад ко мне пришла одна католичка — очень добрая, но чересчур доверчивая и наивная — и сказала: "Епископ Владимир Путята очень хочет познакомиться с вами и спрашивает, когда вы сможете его при­нять". — "Если он хочет покаяться и примириться с Католической Церковью — пусть приходит, когда ему захочется; но если у него есть другие мотивы, пусть сначала напишет, что ему от меня угод­но. Я ему не верю и считаю его провокатором". — "Это достой­нейший человек: он был в Риме и очень понравился кардиналу Рамполле. На него просто клевещут". — "Я знаю, что говорю и продолжаю настаивать на этом". Путята был запрещен в служе­нии патриархом Тихоном и митрополитом Сергием; ему приписы­вают прямо-таки "распутинское" поведение, а сам он представля­ется агентом ГПУ".

Однако 17 ноября 1935 года Неве сообщил Джоббе, что епис­коп Путята, хотевший присоединиться к Католической Церкви, только что был сослан в Вятку "за передачу епископу Неве сведений о православной иерархии и советской администрации, которую тот передавал за рубеж". 17 мая 1936 года Неве сообщал: "Он умер в этом городе (в Вятке, ныне — Киров) в феврале 1936 года. Перед смертью он причастился, отпевали его в русской церкви как про­стого монаха, поскольку митрополит Сергий лишил его сана за уход к реформаторам".

Другой епископ, Сергий Лавров, приходил к Неве буквально со слезами на глазах. Рукоположенный в 1913 году, он покинул иерархию митрополита Сергия и ушел к обновленцам. Они возве­ли его на Ташкентскую кафедру, где этот епископ-монах публично женился и попытался с амвона оправдать свое поведение. В июне 1931 года — тогда он уже оставил кафедру — Лавров приходил к Неве (письмо Неве от 8 июня 1931 года). Он был арестован и приговорен к трем годам ссылки на Урале: у него забрали книги на иностранных языках, наперсный крест и панагию, пообещав от­пустить на волю, если он отречется от Бога. Когда срок ссылки истек, Лавров вернулся в Москву и снова пришел к Неве. "Я увидел бедно одетого человека. Он плакал, рассказывая о своих несчастьях, горько сожалея о том, что сделал. Супружеская жизнь не удалась, и он жил совсем один, давал частные уроки современ­ных иностранных языков и делал переводы, чем и зарабатывал на хлеб. Потом он исчез, и я вскоре узнал, что его арестовали. На днях я получил от него письмо, отправленное из Тобольска 16 октября: пишет, что его задержали на некоторое время в Березове (возле Оби, в пятистах километрах к югу от Обдорска) и только что от­правили в Тобольск, где ему придется остаться до мая 1936 года. Он голодает и просит о помощи; я послал ему кое-какую еду"(5 ноября 1934 года).

В пропагандистской книге "Правда о религии в России" по­мещен материал о преступлениях фашистов, желавших использовать религию в своих политических целях (с. 77—78). Автор — священник Сергий Лавров. Не тот ли это самый епископ-тихоно-вец, ставший обновленцем, а потом вернувшийся в Церковь Сергия в сане священника? Вполне возможно.

Николай Ярушевич — будущий митрополит — вступает в контакт с Католической Церковью

В сентябре 1933 года во врата Католической Церкви постучался тихоновский епископ, ставший впоследствии одним из первых иерар­хов Русской Православной Церкви, вошедший в историю Великой Отечественной войны как вдохновитель ратных подвигов, а после войны ставший одним из инициаторов Стокгольмского воззвания о запрещении атомного оружия. Его звали Николай Ярушевич. Вот как сообщал об этом эпизоде в жизни будущего митрополита на­стоятель ленинградского храма Лурдской Богоматери о. Амудрю в письме монсеньеру д'Эрбиньи. Ввиду особой важности информации, Амудрю специально приехал в Москву и написал письмо там, что­бы сразу же отправить его дипломатической почтой¹⁶¹.

Москва, 26 сентября 1933 года

Монсеньор,

Я приехал в Москву, чтобы написать Вам о деле, которое может оказаться весьма важным... если приведет к каким-то ре­зультатам. Несколько месяцев назад мадемуазель Юлия Нико­лаевна Данзас, из обратившихся русских, вышедшая недавно из тюрьмы, где она провела десять лет за веру, сказала мне, что один православный епископ хотел встретиться с ней, чтобы побеседо­вать о вере. Мадемуазель Данзас очень умна и прекрасно обра­зована, ревностная католичка (она обратилась пятнадцать лет назад), бывшая фрейлина императрицы. Я сказал ей пойти на эту встречу и дал кое-какие полезные книги, оказавшиеся у меня под рукой.

Никаких известий об этом деле я больше не получал. Но вот несколько дней тому назад мне передали письмо, которое я прила­гаю к этому своему посланию, — его автором был тот самый епис­коп. Теперь уже он хотел встретиться со мною лично, чтобы уз­нать, что конкретно нужно сделать для присоединения к Католи­ческой Церкви и что потребовал бы от него Святой Отец. Я назначил ему встречу на субботу, собираясь на следующий день после этого, в воскресенье, приехать в Москву, чтобы проинформировать об этом деле Святого Отца. К сожалению, он не смог прийти на встречу со мной; но мне почему-то не кажется, что это плохое предзнаменование.

Я спросил у м-ль Данзас, кто этот иерарх, и она ответила, что это епископ Петергофский. Сейчас он фактически управляет Ле­нинградской епархией; ему около пятидесяти лет. Она думает, что он настроен вполне серьезно. После всего, что он ей сказал, м-ль Данзас считает, что догматические вопросы не представляют для него никаких препятствий; но он полагает — и, судя по всему, в Ленинграде есть целый ряд православных, думающих так же, — что в нынешнем плачевном состоянии единственное спасение для Православной Церкви заключается в унии с католическим цент­ром и что без этого ни о какой дисциплине помышлять не прихо­дится. Он сказал даже, что надо, чтобы первый шаг сделала какая-нибудь одна епархия, оказывающая влияние на другие. Но это уже совсем другое дело, и я считаю, что если такое движение действи­тельно начнется, ГПУ тотчас же разгромит его и одним из первых пострадаю я. Возможно, помышляя об унии, они тешат себя каки­ми-то химерическими мечтами (по крайней мере, в данный мо­мент) — нельзя быть русским, не будучи "химеричным", — что папа сможет прийти к ним на помощь, установив сам не знаю какой протекторат над российской Церковью: но этот момент для него — второстепенный.

Должен добавить, что г-жа Нефедьева, из обратившихся рус­ских, тоже общалась с ним. Она сказала мне, что писала по этому поводу экзарху о. Федорову, и тот считает, что следует остерегать­ся православных клириков, которые, оказавшись в столь сложном положении, хотят лишь добиться папской помощи. Признаюсь, что я не разделяю опасений экзарха, который к тому же не знаком с этим епископом лично и знает обо всем деле только по письму г-жи Нефедьевой. Мне кажется, что если даже намерения епископа непостоянны, все равно не стоит пренебрегать этим делом, поскольку любое сближение окажется полезным и сможет привести к разру­шению той атмосферы предубеждения и ненависти к Католичес­кой Церкви, которая царит среди схизматиков. Если даже первые обратившиеся окажутся людьми не вполне святыми, то, может быть, следующее поколение, воспитанное в большем благочестии — если Щедрый Господь смилостивится над этим народом, — станет луч­ше после всех этих страданий. Это не значит, конечно, что я слеп, — я видел так много дурного в этих новообращенных католиках и так много пострадал за это, что просто не могу в глубине души не опасаться. Но будущее — в руках Господа, и мне кажется, что не стоит пренебрегать этой возможностью, этой "открытой дверью" из страха перед трудностями, страданиями, разочарованиями, кото­рые, может быть, и придут потом.

В любом случае, я считаю своим долгом поставить Святого Отца в известность об этом деле и прошу Ваших указаний на тот случай, если у этого дела появятся благоприятные последствия.

Соблаговолите принять...

о. Ж. Б. М. Амудрю

Когда Амудрю сообщил об этом Неве, тот, уже привыкший к подобного рода "воссоединениям", отреагировал со спокойствием и некоторым скептицизмом. Он поговорил обо всем со своим дру­гом епископом Варфоломеем, прекрасно знавшим положение в Православной Церкви, и узнал, что епископ, о котором шла речь, — Николай Ярушевич, родившийся в Ковно 31 декабря 1891 года, за­конно рукоположенный 25 марта/7 апреля 1922 года, находивший­ся в заключении с 1923 по 1926 год. Он возвратил Ленинградс­кую епархию тихоновцам.

Монсеньор д'Эрбиньи, для которого это было последнее дело в комиссии "Про Руссиа", уже через посредников, 16 октября 1933 года ответил Неве из Брюсселя: "Я предложил Его Святейшеству, чтобы с делом, о котором писал Амудрю, разбирался он сам, догово­рившись обо всем с Вами, как с верховным представителем Его Святейшества в СССР — ведь Вы уже смогли во всем разобраться в случае с нашим дорогим Владыкой Варфоломеем". 28 октября того же года д'Эрбиньи, находившийся в брюссельской больнице, послал Неве письмо — уже написанное от руки, — в котором гово­рилось: "Святейший Отец соблаговолил передать мне: «В случае, о котором спрашивает о. Амудрю, и в других аналогичных случаях, если таковые представятся, Вам (Неве) предоставляется право при­нимать в лоно Церкви на тех же условиях, на каких был принят Владыка, информируя об этом — по мере возможности — Святой Престол и позволяя оставлять соединение с Католической Церко­вью в тайне и т.д. После перехода в католичество они остаются в Вашей юрисдикции, в силу полномочий, полученных от Святого Престола, до того, как Вы предложите какие-либо новые варианты»".

Впоследствии о. Амудрю встречался с епископом Николаем, который произвел на него очень хорошее впечатление. Он был сильно обеспокоен развалом дисциплины среди православных. Что касалось вопросов веры, то он принимал все учение Католической Церкви; отзывы о Ярушевиче были самые восторженные.

24 февраля 1934 года Неве снова вернулся к этому вопросу. "Одна русская дама, — писал он д'Эрбиньи, — совсем недавно приехавшая из Ленинграда, говорила мне, что среди православных этого города существует сильное течение симпатизирующих като­лицизму. Я спросил, не знает ли она каких-нибудь имен и подроб­ностей, но дама не смогла ничего ответить — ей было известно только, что среди верующих часто ведутся разговоры на эту тему". Что же делать? — задает себе вопрос Неве. — Ехать в Ленинград? "Мне трудно уехать из Москвы незамеченным; пять лет назад я ездил тайком в Ленинград, но меня заметили, и это привело к неприятностям для г-жи Левенхоф¹⁶², монсеньора Малецкого и дру­гих. С другой стороны, о. Амудрю настолько поглощен своим тя­желым служением, что совершенно не успевает следить за тем, что происходит вокруг: вот уже три месяца он мне ничего не сообщал о епископе Николае. Христиане первых веков имели во времена гонений одно преимущество: государство не использовало тогда железные дороги, фотографию, телеграф, чтобы следить за ними, — с этой точки зрения, нам гораздо труднее, чем нашим Отцам по вере".

На этом история с Николаем Ярушевичем заканчивается. В 1940 году митрополит Сергий назначил его архиепископом Во­лынским и Луцким; 15 июля 1941 года он стал экзархом Украины и митрополитом Киевским. С февраля 1942 по сентябрь 1943 года Ярушевич замещал Сергия, эвакуировавшегося в Ульяновск, в уп­равлении Московской епархией. Он был членом комиссии по рас­следованию преступлений нацистов на советской территории. 28 января 1944 года Николай назначен митрополитом Крутицким, а 25 марта 1947 года добавил к своему титулу слово "Коломенский". 21 июня 1960 года митрополит Николай был освобожден от обя­занностей председателя Отдела внешних церковных сношений, ко­торые он исполнял с 1946 года. 19 сентября того же года он оста­вил Крутицкую кафедру и вышел на покой, а 13 декабря 1961 года умер от инфаркта в Боткинской больнице.

Православный архиепископ московской юрисдикции, имя ко­торого я теперь могу спокойно назвать, потому что 22 сентября 1985 года он скончался в своем родном Петербурге, — преосвя­щенный Василий Кривошеин — говорил мне в 1960 году, что мит­рополита Николая заставили уйти на покой, так как он мужествен­но выступал в защиту Церкви и веры. Таким образом, оставаясь в лоне Православной Церкви, верность которой он неизменно сохра­нял после упомянутого нами тяготения к католицизму, он также стал исповедником веры.

|<в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|