| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
ЧАСТЬ II
СТАРШИЙ СЫН
Старший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование;
И, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?»
Он сказал ему: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым».
Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
Но он сказал в ответ отцу: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими;
А когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка».
Он же сказал ему: «сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое;
А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся» (Лк 15:25-32).
4. РЕМБРАНДТ И СТАРШИЙ СЫН
Глядя в Эрмитаже на картину Рембрандта «Возвращение блудного сына», я ни минуты не сомневался в том, что справа от отца, обнимающего своего вернувшегося из странствий младшего сына, изображен его старший сын. Об этом говорят поза этого персонажа, выражение лица, суровый взгляд, которым он наблюдает за радушным приемом, оказываемым его младшему брату. Из пометок, сделанных мной относительно этого персонажа, я понял, что Рембрандту удалось изобразить его именно так, как о нем повествует в Своей притче Иисус Христос.
Однако в притче сказано, что встреча отца и блудного сына происходит в момент отсутствия старшего сына, который в то время работал в поле. По возвращении домой он застает в самом разгаре пир, устроенный отцом в честь вновь обретенного им сына.
Но, что самое удивительное, я совсем не заметил расхождения между притчей и полотном Рембрандта и принял как должное то, что художник изобразил на своей картине и младшего, и старшего братьев.
Дома, занявшись изучением литературы, посвященной данной работе художника, я понял, что далеко не все исследователи признают в человеке, изображенном справа, старшего сына. Одни просто называют его стариком, другие склонны видеть в нем самого Рембрандта.
Но однажды, через год после моего посещения Эрмитажа, мой друг Айвен Дайер, которому я неоднократно говорил о моем интересе к этому полотну великого голландского живописца, прислал мне книгу Барбары Джоанны Хэгер под названием «The Religious Significance of Rembrandt's Return of the Prodigal Son». Автор этого прекрасного исследования, рассматривающего полотно Рембрандта в контексте изобразительной и иконографической традиции его времени, «возвращает», если можно так выразиться, старшего сына на картину художника.
Хэгер показывает, что в современных Рембрандту комментариях к Священному Писанию и в произведениях изобразительного искусства того времени, написанных на библейские сюжеты, прослеживается тесная связь между притчей о блудном сыне и притчей о фарисее и мытаре. Рембрандт следует этой традиции. В фигуре сидящего человека, который, сложив руки на груди, взирает на вернувшегося после долгих странствий блудного сына, можно увидеть символ всех грешников и мытарей. Что до старшего сына, который, будучи изображен стоя, несколько загадочно взирает на отца, то он является олицетворением всех книжников и фарисеев. Тем не менее Рембрандт, отведя столь важное место в картине старшему сыну, идет дальше не только буквального текста притчи, но и существовавшей в живописи его времени традиции. Таким образом, по словам Хэгер, Рембрандт «следует не букве, а самому духу священного текста».
Проведенное Барбарой Хэгер исследование не просто подтвердило мою точку зрения. Оно помогло мне взглянуть на «Возвращение блудного сына» Рембрандта как на итог великой духовной борьбы и предоставляемого ею выбора. Изобразив младшего сына в объятиях старика-отца и позволив старшему сыну сделать свой выбор относительно предложенной ему любви, Рембрандт явил мне «внутреннюю драму души» не только своей собственной, но и моей. Подобно тому как в притче о блудном сыне передается самая суть Евангелия, обращенный к слушателям призыв сделать свой выбор, картина Рембрандта является результатом его духовной борьбы и побуждает зрителей принять важные для их собственной жизни решения.
Итак, посредством второстепенных персонажей художнику удается оказывать воздействие на душу каждого из зрителей его картины. Осенью 1983 года, когда я впервые увидел репродукцию, на которой была представлена центральная часть полотна Рембрандта, я сразу же почувствовал в своей душе призыв к чему-то, доселе мне неведомому. Теперь, внимательно изучив всю картину в целом и обратив особое внимание на персонаж, находящийся справа от отца, я не сомневаюсь в том, что полотно художника является отображением великого вызова, обращенного к душе человека.
Вглядываясь в фигуру младшего сына и размышляя над жизнью самого художника, я понял, что Рембрандт, должно быть, изобразил его, исходя из своего личного жизненного опыта. Ко времени написания «Возвращения блудного сына» художник испытал все перипетии жизненного пути: свойственную юношам самоуверенность, успех, славу и последовавшие вслед за этим утраты, неудачи и разочарования. Всю жизнь его сопровождали метания от внешнего к внутреннему, от изображения внешней стороны событий к отображению их глубинной сути, от бытия, заполненного множеством людей и вещей, к тишине и одиночеству. Со временем он становился все более спокойным и сосредоточенным. Он словно возвращался к тому духовному истоку, который он некогда покинул.
Старший сын также воплощает в себе часть жизненного опыта Рембрандта. Многие современные биографы художника критически относятся к романтическому взгляду на его жизнь. Они выдвигают на первый план меркантильность Рембрандта, его зависимость от лиц, ему покровительствовавших, рассматривая избираемые художником сюжеты скорее как дань моде того времени, нежели как итог духовных исканий мастера. Они считают неудачи художника следствием его самонадеянности и дурного характера и не связывают их с непониманием, которое встретили некоторые полотна Рембрандта у его современников.
Нынешние биографы художника отказываются видеть в нем человека, непрестанно занятого поисками духовной истины. Они считают его расчетливым эгоистом, искусно управляющим чувствами и эмоциями людей. По их мнению, большинство прекрасно написанных полотен мастера не наполнены столь глубоким духовным содержанием, как это кажется на первый взгляд. Сначала я был потрясен подобным демифологизирующим подходом к исследованию творчества художника. В качестве примера можно привести написанную Гэри Шварцем биографию Рембрандта, которая, полностью совлекая романтический ореол с жизни художника, заставила меня усомниться в возможности такого явления, как обращение. Во многих современных биографиях Рембрандта, уделяющих внимание взаимоотношениям художника с его друзьями, родственниками и покровителями, сообщается о неуживчивости его характера. Шварц же описывает Рембрандта как «жестокого, мстительного человека, который использовал все дозволенные и недозволенные средства против того, кто вставал у него на пути».
И в самом деле, Рембрандт действовал зачастую, исходя из эгоистических побуждений, был высокомерен и даже мстителен. Лучше всего это видно на примере того, как он обошелся с Гиртией Диркс, с которой прожил шесть лет. С помощью ее собственного брата, коему ею самою была дана доверенность, Рембрандту удалось «собрать с соседей показания для отправления ее в психиатрическую лечебницу». Так Гиртия оказалась в доме умалишенных. Когда же у нее появилась возможность выйти на свободу, «Рембрандт нанял человека для того, чтобы собрать новые улики и тем самым лишить ее надежды на освобождение».
В течение трагического для художника 1649 года Рембрандт был настолько поглощен происходящими вокруг него событиями, что не написал ни одной картины. В это время рождается новый Рембрандт, человек, исполненный горечи и жажды мести, способный даже на предательство.
Таким Рембрандта трудно принять. Можно сочувствовать человеку, который первоначально бездумно наслаждается всеми радостями жизни, но затем, ощущая раскаяние, возвращается в исконное местопребывание своей души и становится одухотворенной личностью. Гораздо труднее понять того, кто, охваченный негодованием, попусту расточает драгоценное время на мелочные разбирательства в суде и постоянно оскорбляет окружающих своим высокомерием. Но такова была жизнь художника в то время, и я не могу не обратить на это внимание.
Рембрандта можно отождествить в равной степени и со старшим, и с младшим сыном из притчи. К моменту создания картины «Возвращение блудного сына», написанной незадолго до смерти художника, Рембрандт уже испытал то чувство потерянности, которым охвачены оба брата. И тот и другой нуждаются в прощении и исцелении, в возвращении домой, в объятия прощающего их отца. Тем не менее и притча, и картина Рембрандта показывают, что тягот, связанных с обращением, выпадает больше на долю того, кто не покидал родного дома.
5. УХОД СТАРШЕГО СЫНА
Старший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование;
И, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?»
Он сказал ему: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым».
Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
Но он сказал в ответ отцу: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими;
А когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (Лк 15: 25-30).
Картина Рембрандта и старший сын
Чем дольше я смотрел на выставленную в Эрмитаже картину Рембрандта, тем чаще мой взгляд останавливался на фигуре старшего сына. Я пытался понять, что происходит в сердце и уме этого человека. Вне всякого сомнения, он является главным свидетелем возвращения своего блудного брата. Когда я был знаком лишь с центральной частью полотна, на которой изображен отец, обнимающий своего вернувшегося из странствий сына, оно представлялось мне чем-то трогательным, волнующим, вселяющим надежду. Но после того как я увидел картину целиком, я сразу осознал всю сложность этого повторного воссоединения. Старший сын представлен замкнутым, ушедшим в себя. Он глядит на отца, но взгляд его безрадостен. Лицо его не озарено благожелательной улыбкой. Он не протягивает руки брату. Он просто стоит, не выражая ни малейшего желания приблизиться к отцу и младшему брату.
Безусловно, главным событием, изображенным на картине, является встреча отца и блудного сына. Тем не менее оно не занимает центральное место на полотне. Оно представлено в левой части картины, в то время как фигура старшего сына находится в ее правой части. Отца и старшего сына разделяет пустое пространство, в силу чего возникает ощущение напряженности, требующей немедленного разрешения.
Фигура старшего сына наполняет картину Рембрандта новым содержанием, не позволяя воспринимать ее лишь как трогательную сцену встречи отца и сына после долгой разлуки. Старший сын держится в некотором отдалении, по-видимому, не желая участвовать в том радушном приеме, который отец оказывает его младшему брату. Что же происходит в душе этого человека? Каковы будут его дальнейшие действия? Решится ли он приблизиться к брату и обнять его, как это сделал его отец, или уйдет прочь, полный негодования и неприязни?
С тех пор как мой друг Барт заметил, что я больше напоминаю старшего брата, чем младшего, я стал внимательнее приглядываться к этому изображенному справа человеку и увидел в нем много нелицеприятных черт, не замеченных мной ранее. На картине Рембрандта старший сын внешне чрезвычайно похож на своего отца. Та же борода, тот же широкий красный плащ на плечах. Все это заставляет предположить, что у отца и сына много общего. Общность подчеркивается также и освещением, в равной степени озаряющим лица обоих персонажей.
Но какая разница между ними! Отец склонился над своим младшим сыном. Старший же сын стоит выпрямившись, прямое положение его тела подчеркивает длинная трость, которую он держит в руке. Плащ отца спадает широкими складками, символизируя собой гостеприимство. Плащ старшего сына уныло свисает с плеч. Руки отца распростерты широко и своим прикосновением будто даруют блудному сыну благословение. Руки старшего сына сжаты и покоятся на груди. Лица обоих персонажей освещены, но падающий на лицо отца свет словно стекает с его тела и рук, наполняя своей теплотой все существо младшего сына. Лицо же старшего сына светится холодным, никуда не изливающимся светом. Его тело и руки остаются в тени.
Притча, которую Рембрандт изобразил на своей картине, вполне могла бы называться «Притчей о заблудших сыновьях». Ибо заблуждается не только тот сын, который, оставив родной дом, отправляется в дальние страны искать свободу и счастье, но и тот, кто остается дома. Внешне он делает все, что должен делать хороший сын, но душа его далеко. Он выполняет свой долг, он трудится, не покладая рук, но, постепенно утрачивая свою свободу, становится все более и более несчастным.
Потерянность и негодование
Мне трудно согласиться с тем, что я в духовном отношении ближе к охваченному гневом и возмущением старшему сыну, нежели к его беспутному младшему брату. Но чем больше я думаю о старшем сыне, тем яснее вижу в нем себя самого. Я был старшим ребенком в семье и поэтому знаю, каково быть образцовым сыном.
Я часто спрашивал себя, только ли старшим сыновьям свойственно стремление воплотить в жизнь все ожидания родителей, считаться послушными и обязательными. Ими движет желание угодить родителям. Они боятся разочаровать их. Но зачастую уже в раннем возрасте их охватывает зависть к их младшим братьям и сестрам, которые будто бы меньше заботятся о том, чтобы угодить, и в силу этого пользуются большей свободой. Со мной было то же. В течение всей своей жизни я испытывал странное любопытство к бесшабашной жизни, которую сам вести не осмеливался, но которой жили многие вокруг меня. Я делал все, что было предписано мне моими учителями, духовными наставниками, епископами и священниками, но в то же самое время часто задавался вопросом, смог бы я, подобно младшему сыну, уйти, отказаться от такой жизни.
Странно, но в глубине души я испытывал зависть к этому сбившемуся с пути человеку. Это чувство овладевало мной всякий раз, когда я видел, что мои друзья делали все то, что я осуждал. Я порицал их и называл их поведение безнравственным, но вместе с тем старался понять, почему мне самому не хватает духа сделать нечто подобное.
Исполненная осознания долга жизнь, которой я горжусь и которую превозношу, кажется порой нестерпимым бременем, некогда взваленным на плечи. Оно продолжает тяготить тебя, даже когда ты настолько свыкся с ним, что чувствуешь себя не в силах от него освободиться. Подобно старшему сыну из притчи я мог бы сказать: «Вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими» (Лк 15:29). Так долг и послушание становятся обузой, а служение превращается в рабство.
Я понял это, когда один из моих друзей, лишь недавно обратившийся в христианство, упрекнул меня в недостаточной религиозности, что возмутило меня до глубины души. Я думал: «Как человек, столько лет живший беззаботно и беспечно, осмеливается поучать меня, кто с детства во всем себя ограничивал во имя веры? Теперь, едва став христианином, как смеет он делать мне замечания по поводу моего поведения?» Проанализировав охватившие меня эмоции, я до конца осознал свою собственную, если можно так выразиться, потерянность. Я не покидал родного дома, но утратил свободу. Овладевшие мною гнев и зависть со всей ясностью показали это.
Не один я таков. Много старших сестер и братьев «потерялись», не выходя за порог родительского дома. Именно эта потерянность в сочетании со способностью судить и осуждать, гневаться и негодовать, завидовать и быть желчным, оказывает наиболее разрушительное воздействие на душу человека. Под потерянностью мы часто подразумеваем состояние, возникшее в результате неких внешних, быть может даже вызывающих, действий. Каждый может обозначить совершенные младшим сыном грехи. То, что он конченый человек, ясно всем. Он попусту растратил деньги, время, потерял друзей и себя самого. Его поступки дурны. Об этом знают не только его друзья и близкие, но и он сам. Он восстал против морали и был выброшен на обочину жизни своим распутством и жадностью. Вся неблаговидность его поведения лежит на поверхности. Осознав безнадежность своего положения, младший сын приходит в себя и ищет прощения. Перед нашими глазами предстает обычная драма человеческой жизни с простой развязкой. Все это вполне понятно и вызывает наше сострадание.
Труднее распознать, в чем отступил от пути истинного старший сын. Он всегда поступал правильно. Он был послушен, обязателен, уважал законы, работал, не покладая рук. Люди уважали его, восхищались им и считали его образцовым сыном. Внешне его поведение было безупречным, но при виде той радости, с которой отец встретил его младшего брата, затаившееся в нем зло вырвалось наружу. Так проявились дремавшие в нем и усилившиеся с годами недовольство, гордыня, недоброжелательство и эгоизм.
Внимательно присматриваясь к себе и окружающим, я задумался, что несет в себе больше зла - распущенность или скрытое внутреннее недовольство, которое так часто встречается у людей, считающихся справедливыми и добродетельными. Что же до «святых», то они зачастую одержимы пагубной склонностью к суждению, осуждению и предубежденности. Много недовольства и обид таится в душе человека, всеми силами старающегося избежать «греха».
Состояние потерянности, охватившее того, кого все вокруг считают святым, трудно распознать еще и потому, что в душе его оно тесно связано с желанием быть хорошим и добродетельным. Из своего жизненного опыта я знаю, как упорно я стремился быть хорошим, добрым, милым, достойным примером для подражания. Всеми силами я старался избежать греха. Я постоянно боялся поддаться искушению и совершить какой-нибудь неблаговидный поступок. Но вместе со всем этим пришли излишняя серьезность, нравственная напряженность, перераставшая порой в фанатизм, которые сделали меня чужим в доме отца моего. Я утратил свою свободу, непосредственность, веселое расположение духа и стал восприниматься окружающими как человек, с которым трудно иметь дело.
Там, где нет радости
Размышляя над сказанными старшим сыном словами, исполненными самодовольства, зависти и сострадания к самому себе, я увидел в них еще и глубокую внутреннюю неудовлетворенность, овладевшую душой этого человека. Подобная неудовлетворенность проистекает из осознания того, что ты никогда не получал того, что заслуживал. Она может проявляться по-разному, но от этого её суть не меняется. Она заставляет человека вопрошать себя: «Почему, несмотря на все мои усилия, я не получаю того, что другим дается так легко? Отчего люди не испытывают ко мне благодарности, не оказывают мне должного уважения, не уделяют такого внимания, как тем, кто относится к жизни столь беспечно, легкомысленно?»
Вот что объединяет меня со старшим сыном. Я часто замечаю в себе подобные проявления неудовлетворенности. Снова и снова я обнаруживаю в себе то жалкое, хнычущее, всем недовольное существо, которое помимо моей воли продолжает жить во мне и отравлять мое существование. Чем больше я думаю о причиненных мне мелких обидах, тем хуже мне становится, тем более оправданным представляется мне мое недовольство. Чем глубже я вхожу в это состояние, тем запутаннее мне кажется сложившая ситуация. Состояние внутренней неудовлетворенности обладает какой-то неведомой силой, захватывающей все существо человека. Неприятие других и себя самого, самодовольство и самоуничижение накатывались поочередно, все более и более разрушительно воздействуя на мою личность. Всякий раз, когда я поддавался им, они ввергали меня в бесконечный водоворот самоотречения. Так я все дальше и дальше уходил от истины, пока наконец не почувствовал себя самым презренным и отверженным человеком на свете, которого никто не понимал, не уважал и не ценил.
В одном я уверен твердо: сострадание себе - процесс бесконечный и бесплодный. Он не только не приносит желаемого удовлетворения, но часто приводит к совершенно противоположным результатам. С человеком, постоянно испытывающим жалость к самому себе, трудно жить. Лишь немногие могут найти с ним взаимопонимание. Вся трагедия в том, что сострадание к себе, едва возникнув, ведет к самому страшному, что может произойти с человеком, - к отречению.
С этой точки зрения вполне можно понять неспособность старшего сына разделить радость своего отца. Он пришел с поля и услышал музыку. Он увидел, что в доме царят радость и веселье. Тут же его охватили смутные предчувствия. То же самое происходит и с нами: как только мы начинаем сострадать самим себе, мы теряем нашу непосредственность, так что даже не можем разделить общую радость и веселье.
В притче сказано: «И, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?» (Лк 15:2б). В этих словах старшего сына слышится страх. Он боится, что опять оказался отверженным, что снова не у дел. Сразу же дает себя знать сострадание себе, и он начинает вопрошать себя: «Почему же мне не сообщили о готовящемся празднике?» А тут еще и слуга, не подозревая ничего дурного, спешит поделиться с ним хорошими новостями: «Брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым» (Лк 15:27). Но старший сын не слышит радости в этих словах. Его реакция противоположна: «он осердился и не хотел войти» (Лк 15:28). Радость и неудовлетворенность не могут сосуществовать. Музыка и пение не приносят радости, они только усугубляют внутреннюю замкнутость старшего сына.
Мне хорошо знакомо подобное ощущение. Однажды, почувствовав себя одиноким, я попросил одного моего приятеля выйти прогуляться со мной. Он отказался, сославшись на занятость. Каково было мое удивление, когда несколько позже я застал его на вечеринке у нашего общего знакомого. Заметив меня, он сказал: «Рад видеть тебя. Присоединяйся к нам!» Но негодование, охватившее меня при мысли, что мне ничего не сказали о вечеринке, было столь велико, что я не нашел в себе сил остаться там. Все мое внутреннее недовольство, ощущение недостатка любви и уважения со стороны окружающих вдруг выплеснулись наружу, и я ушел, громко хлопнув дверью. Я был совершенно не способен принять участие в общем веселье. В мгновение ока оно стало для меня источником обиды и негодования.
Неспособность разделить общее ликование характерна для обидчивого, мнительного человека. Старший сын не в силах войти в дом и разделить радость отца. Внутреннее недовольство парализует его волю, позволяя тьме поглотить все его существо.
Рембрандт, изобразив старшего сына в стороне от отца и от восприявшего его радость младшего сына, постиг глубинную сущность этого ощущения. На его картине нет праздника, нет танцоров и музыкантов, которые есть лишь внешнее отражение радости отца.Единственным признаком торжества является рельефное изображение сидящего флейтиста, высеченное на стене, к которой прислонилась одна из женщин (мать блудного сына?) Вместо празднества Рембрандт изобразил свет, лучезарный свет, как бы обнимающий фигуры отца и сына. Представленная мастером радость есть тихая радость, присущая дому Господню.
Читая притчу, можно представить, как старший сын стоит один в темноте, не желая войти в ярко освещенный дом, наполненный счастливыми голосами. Тем не менее на картине Рембрандта нет ни дома, ни полей. Он смог выразить все это посредством света и тени. Объятия отца, льющие вокруг благодатный свет, олицетворяют собой дом Божий. В них музыка и танец. Старший сын находится за пределами этого света, не желая приобщиться к лучам отцовской любви. На его ярко освещенном лице можно прочесть, что он призван к свету, но прийти к нему должен сам, без постороннего вмешательства.
Порой люди задаются вопросом: «Что случилось со старшим сыном? Уговорил ли его отец войти в дом? Вошел ли он в дом? Принял ли участие в празднестве? Обнял ли он, подобно отцу, своего младшего брата и оказал ли ему радушный прием? Сел ли вместе с отцом и братом за стол? Насладился ли с ними совместной трапезой?»
Ни притча, ни картина Рембрандта не дают нам ответа. Захочет ли старший сын признать себя грешником, нуждающимся в прощении? Согласится ли сознаться в том, что он ничуть не лучше своего младшего брата?
Эти вопросы встают и передо мной. Мне неизвестно, примирился ли старший сын со своим братом, отцом и с самим собой. Точно так же я ничего не знаю ни о реакции младшего сына на оказанный ему прием, ни о его жизни после возвращения. В одном я уверен точно - в беспредельном милосердии отца.
Вопрос, на который нет ответа
В отличие от сказок, притча не имеет счастливого конца. Напротив, она ставит нас перед лицом трудного духовного испытания. Мы должны решить, верить ли нам или не верить во всепрощающую божественную любовь. Только сам человек может сделать свой выбор. В ответ на ропот книжников и фарисеев, пеняющих на то, что «Он принимает грешников и ест с ними» (Лк 15:2), Иисус Христос рассказал им притчу о блудном сыне, уделив особое внимание в ней фигуре мнительного, вечно недовольного собой и окружающими старшего брата. Притча, должно быть, потрясла до глубины души этих людей, благоговейно и скрупулезно исполнявших все религиозные заповеди. Она заставила их обратиться к самим себе в поисках ответа на явленную грешникам любовь Господа. Примут ли они, подобно Христу, грешников и будут ли вкушать вместе с ними пищу? Этот вопрос встал тогда перед ними, как стоит он сейчас передо мной и многими другими людьми, которые несут на себе бремя обиды, мнительности, готовой окончательно поглотить все их существо.
Чем больше узнаю я в себе старшего сына, тем яснее мне становится вся глубина моего заблуждения и тем труднее представляется путь возвращения домой. Погрязшему в распутстве человеку несравненно легче вернуться на путь истинный по сравнению с тем, в чьей душе глубоко укоренились обида и раздражение. Разуму трудно распознать и победить их.
Их воздействие куда более вредоносно, чем можно себе представить. Они становятся как бы оборотной стороной добродетели. Разве плохо неотступно следовать всем заповедям, работать, не покладая рук, быть законопослушным и способным на самопожертвование? Тем не менее все мое внутреннее недовольство и сострадание себе, по-видимому, таинственным образом связаны с таким достойным всякой похвалы поведением. Мысль об этом часто приводила меня в отчаяние. Как только я хотел говорить и действовать из своих лучших побуждений, меня охватывали обида и раздражение. Казалось, я хотел быть бескорыстным и самоотверженным, но на самом деле думал лишь о том, как бы снискать любовь окружающих. Стремясь выполнить порученное мне дело как можно лучше, я ловил себя на размышлении, почему другие не прикладывают к этому столько усилий, сколько прикладываю я. Считая себя способным преодолеть любое искушение, я тем не менее втайне завидовал тем, кто поддавался ему. Казалось, моей добродетели неразрывно сопутствуют обида и со-страдание к себе.
Я встретился здесь со своей собственной духовной нищетой. Я совершенно не способен освободиться от обид и внутреннего недовольства. Они так прочно срослись с моей душой, что избавление от них походит на самоуничтожение. Как искоренить их, сохранив собственные добродетели в неприкосновенности?
Сможет ли находящийся во мне старший сын возвратиться домой? Покинет ли меня, подобно младшему сыну, состояние потерянности? Как я могу снова обрести отчий дом, если мной овладели зависть и обиды, если я стал рабом долга и послушания? Ясно, что один, без помощи извне, я не в силах обрести себя самого. Живущий во мне старший сын нуждается не только в исцелении, необходимом также и младшему сыну, но в смирении и укрощении своей гордыни. Осознав невозможность спастись без божественного вмешательства, я постиг смысл слов, сказанных Иисусом Христом Никодиму: «Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше» (Ин 3:7). Должно произойти нечто, чему я не могу быть причиной. Я не в силах сам обрести новое рождение. Мой разум, физические и психические возможности здесь бессильны. В этом я не сомневаюсь. Ибо все предпринятые мною в прошлом попытки исцелиться от терзавших мою душу обид и внутреннего недовольства были обречены на неудачу до тех пор, пока я не достиг крайней степени эмоционального и физического истощения. Исцеление я получил свыше, от Бога. Что невозможно для меня, возможно для Бога. «Все возможно с Господом».
6. ВОЗВРАЩЕНИЕ СТАРШЕГО СЫНА
Старший же сын его ... осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.
Он же сказал ему: «сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое,
А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк 15:25-32).
Возможность обращения
Отец желает заново обрести не только младшего сына, но и старшего, которому также необходимо возвратиться на путь истинный, вступить в дом радости. Откликнется ли он на призыв отца или по-прежнему пребудет исполненным горечи и желчи? Полотно Рембрандта не дает ответа на этот вопрос. Барбара Джоанна Хэгер пишет следующее: «Художник не показывает нам, узрел ли старший сын свет истины. Прямо не осуждая своего героя, Рембрандт выражает надежду на то, что и старший сын также осознает свою греховность. Но окончательные выводы художник предоставляет сделать зрителям».
Открытый финал притчи и ее художественного отражения на картине Рембрандта заставил меня серьезно задуматься. Глядя сначала на освещенное лицо старшего сына, а затем на его находящиеся в тени руки, я увидел не только овладевшее им рабство, но и возможность освобождения. Ни один из братьев не олицетворяет здесь ни добро, ни зло. Подлинное добро - их отец. Он любит их обоих. Он выходит, чтобы встретить их обоих. Он желает, чтобы оба сына сели с ним за стол и разделили его радость. Младший сын с готовностью принимает прощающие его объятия своего отца. Старший сын издали взирает на отцовское милосердие и, будучи не в состоянии преодолеть свой гнев, не позволяет отцу исцелить и его душу.
Любовь Отца к чадам своим возлюбленным не насильственна. Хотя Он и желает очистить наши души от завладевшей ими тьмы, мы, тем не менее, вольны сделать свой выбор и либо остаться навечно во тьме, либо приобщиться к свету божественной любви. Там пребывает Бог, Его свет, Его прощение, Его беспредельная любовь. Он там постоянно, всегда готовый давать и прощать вне зависимости от того, что мы дадим ему взамен. Любовь Господа не зависит ни от нашего покаяния, ни от происходящих с нами внутренних или внешних перемен.
Независимо от того, живет ли во мне старший сын или младший, единственное желание Бога - вернуть меня в отчий дом. Артур Фримэн пишет:
«Отец любит обоих своих сыновей и в равной степени предоставляет им свободу выбора, но он не может дать им той свободы, которую они не способны принять и понять. По всей видимости, отец, вопреки обычаям того времени, сознает, что его сыновьям необходимо оставаться верными самим себе. Но он также знает и о том, что им нужна отцовская любовь и родимый дом. Им решать, какой путь они изберут. Открытый финал притчи показывает, что любовь отца не зависит от принятого ими решения. Испытываемая отцом любовь является лишь важной характеристикой его личности. Как говорит Шекспир в одном из сонетов: "Любовь не знает убыли и тлена"».
Лично для меня возможность обращения старшего сына имеет решающее значение. Во мне много от книжников и фарисеев, которых так яростно критикует Иисус Христос. Я прочитал множество книг, основательно изучил заповеди и религиозные запреты, часто выказывал себя авторитетом в вопросах веры. Люди относились ко мне с почтением и даже называли меня «преподобным». Я снискал себе хвалу и уважение, получил множество премий, призов и подарков. Я слишком много критиковал других.
И вот, читая притчу о блудном сыне, я осознал свою близость к тем, кто говорит: «Он принимает грешников и ест с ними» (Лк 15:2). Смогу ли я возвратиться к Отцу и встретить радушный прием в Отчем доме? Или же мое фарисейство против моей собственной воли обрекло меня на вечное блуждание, исполненное гнева и обид?
Иисус говорит: «блаженны нищие... блаженны алчущие ... блаженны плачущие» (Лк 6:20-21). Но я не нищ, не алчу и не плачу. Иисус говорит: «славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных» (Лк 10:21). А я как раз и отношусь к таковым. Иисус оказывал предпочтение маргинальным слоям общества - бедным, больным, грешникам - к коим я не принадлежу. Евангелие ставит передо мной мучительный вопрос: «Получаю ли я то, что заслуживаю?» Иисус жестоко осуждает тех, которые «любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми» (Мф 6:5). Он говорит: «они уже получают награду свою» (Мф 6:5). Я как человек, много писавший и размышлявший о молитве, к тому же наслаждающийся собственной известностью, не мог не применить эти слова к себе самому.
И, действительно, они имеют ко мне самое непосредственное отношение. Но библейская притча пролила новый свет на эти мучившие меня вопросы. Она показала мне, что Бог любит старшего сына не меньше, чем младшего. В притче отец выходит навстречу не только младшему, но и старшему сыну. Он приглашает его войти и говорит: «сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое» (Лк 15:31).
На эти слова следует обратить особое внимание, ими нужно проникнуться. Бог назвал меня своим сыном. Лука использует здесь греческое слово teknon, которое, по словам Джозефа Фицмайера, является «ласковой формой обращения». Буквально это слово можно перевести «дитя».
Эта нежность сильнее проявляется в последующих словах. Грубые и горькие слова сына не встречают осуждения. Отец не упрекает и не выдвигает против сына встречное обвинение. Он не пытается защитить себя от сказанных сыном несправедливостей. Он не выказывает недовольства поведением сына. Избегая давать оценку, он словами «ты всегда со мною» (Лк 15:31) подчеркивает свое отношение к сыну. Это проявление безграничной любви отца к сыну разом отметает все предположения о том, что отец оказывает предпочтение лишь одному из своих сыновей. Старший сын никогда не покидал родного дома. Отец делил с ним все. Сын стал частью жизни отца, во всем ему доверявшего. Отец говорит: «всё мое твое» (Лк 15:31). Ничто не может яснее свидетельствовать об отцовской любви. Эта любовь, безмерная и беспредельная, в равной степени принадлежит обоим его сыновьям.
Дух соперничества
Радость отца при возвращении его младшего сына никоим образом не умаляет его любви и уважения к старшему. Отец не сравнивает своих сыновей. Он любит их всей силой своего сердца. Его любовь проявляется по-разному, согласно жизненному пути, пройденному каждым из них. Он хорошо знает обоих, их достоинства и недостатки. С любовью смотрит он на страстность своего младшего сына, даже когда тот выходит из повиновения. Точно так же он наблюдает и за старшим сыном, послушание которого порой пугает своим бесстрастием. Он не пытается измерить их доброту и порочность. Он просто старается соотнести свои действия с личными особенностями каждого из них. Он устраивает веселый пир по поводу возвращения своего младшего сына. Приход старшего сына побуждает его выйти из дома и пригласить сына на торжество.
«В доме Отца Моего обителей много», - говорит Иисус Христос (Ин 14:2). У каждого чада Господа есть своя обитель, и все они в Боге. Необходимо отказаться от всякого сравнения, соперничества, соревнования и полностью подчиниться любви Господа. Для этого нужна вера. Ибо нам пока неведома целительная сила отвергающей сравнение любви. До тех пор пока я остаюсь во тьме, я пребываю в плену обид и негодования, проистекающих из постоянного сличения себя с другими. Мне, пребывающему во тьме, кажется, будто Отец возлюбил моего младшего брата больше меня. Я даже не способен видеть в этом человеке родного брата.
Бог призывает меня возвратиться домой, приобщиться к свету и узнать, что только в Нем, в Господе, люди обретают подлинную любовь. Только там я могу увидеть в ближнем брата, который так же, как и я, принадлежит Господу. Но за пределами божественной обители царят соперничество и вражда, которой охвачены братья и сестры, мужья и жены, друзья и возлюбленные. Каждого их них мучат зависть, обиды и подозрения.
Неудивительно, что в гневе старший сын говорит своему отцу: «Ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (Лк 15:29-30). В этих словах видна тяжкая обида, завладевшая душой старшего сына. Радость отца нанесла чувствительный удар по его самолюбию. Гнев мешает ему признать в этом возвратившемся грешнике своего брата. Слова «этот сын твой» показывают его стремление к отчуждению как от отца, так и от младшего брата.
Они для него чужаки, утратившие всякое чувство реальности, вступившие в отношения, которые ничем не могут быть оправданы ввиду содеянного блудным сыном. У старшего сына нет более ни отца, ни брата. Они стали для него чужими. Брат-грешник вызывает у него лишь презрение. Отец, богатый рабовладелец, внушает ему страх.
Состояние потерянности, завладевшее душой старшего сына, теперь очевидно. Он стал чужаком в своем собственном доме. Исчезло подлинное единение. Все заполнила тьма. Осталось лишь одно - либо презирать, либо бояться, либо принуждать, либо скрепя сердце подчиняться, быть либо притеснителем, либо жертвой. Невозможны ни исповедь, ни прощение, ни взаимная любовь. Подлинное единение неосуществимо.
Мне знакомо это состояние. Здесь все теряет свою непосредственность. Все внушает подозрение, беспокойство, кажется умышленным и преднамеренным. Здесь нет места вере. Каждое действие вызывает противодействие, любое высказывание или замечание требует подробного рассмотрения, малейшее движение подвергается незамедлительной оценке. Таково губительное влияние тьмы.
Есть ли выход? По всей видимости, его не существует, если мы говорим о человеческих возможностях. Кажется, чем сильнее я стараюсь освободиться от власти тьмы, тем глубже увязаю в ней. Мне нужен свет, но свет этот должен победить овладевшую мной тьму, что неосуществимо. Я не могу простить себя самого. Я не в силах почувствовать себя любимым. Сам я не способен преодолеть свой гнев. Я не могу возвратиться домой и возродить былое единение. Я желаю, жажду, надеюсь, молюсь об этом. Но сам я не в силах обрести свободу. Она должна быть дарована мне. Я отошел от пути истинного. Возвратить меня может лишь пастырь, вышедший из дому, чтобы встретить меня.
Притча о блудном сыне повествует о Боге, Который ищет меня, заблудшего, и не успокоится, пока не найдет меня. Он молит, Он просит, Он требует, чтобы я отвратился от сил, несущих разрушение и смерть, и предал себя в Его любящие руки, которые доставят меня туда, где я обрету желанные мир и покой.
Недавно я пережил это состояние, состояние возвращения, возвращения старшего сына. Меня, голосующего на дороге, сбила машина. Я попал в больницу и был при смерти. Внезапно я осознал, что не имею права умереть до тех пор, пока не избавлюсь от сетований на недостаточную любовь ко мне породившего меня человека. Я понял, что продолжаю оставаться в душе маленьким мальчиком. Я почувствовал необходимость отказаться от своих детских жалоб и ложного чувства, будто бы меня любят меньше, чем моих младших братьев. Было страшно, но я тут же почувствовал облегчение. Когда мой отец, уже очень пожилой человек, прилетел из Голландии, чтобы навестить меня, я знал, что настало время заявить права на дарованное мне Богом сыновство. Впервые я прямо сказал о своей любви к нему и поблагодарил его за любовь ко мне. Я сказал ему много того, чего не говорил никогда ранее, и сам был удивлен, что так долго молчал. Мой отец был до некоторой степени ошеломлен и даже озадачен, но выслушал все с пониманием и улыбкой. Размышляя над этим случаем из моей жизни, я понимаю, что это было подлинным возвращением, возвращением от моего земного отца, который не мог дать мне всего, в чем я сильно нуждался, к Отцу небесному, коему принадлежат слова: «ты всегда со мною, и всё мое твое» (Лк 15:31). Отказавшись от сетований, вечного сопоставления себя с другими и вызываемого этим сострадания себе, я обрел себя самого, способного любить и быть любимым. И, несмотря на то, что меня, как и любого другого, ожидало в жизни много провалов и неудач, я ощутил, что свободен жить собственной жизнью и умереть так, как подобает свободному человеку. Я возвратился к «Отцу Господа нашего Иисуса Христа, от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле» (см. Еф 3:14-15), что позволило мне взглянуть на моего земного отца как на человека доброго, любящего, но ограниченного своей принадлежностью к роду человеческому. Любовь же Небесного Отца нашего беспредельна. Она гонит прочь досаду и гнев. Она дает свободу любить, не заботясь о похвале и одобрении.
Выражение веры и благодарности Господу
Пережитое мною может вселить надежду во многих людей, охваченных чувством досады, проистекающим из их желания угодить окружающим. Полагаю, что все мы когда-нибудь узнаем в самих себе старшего сына или дочь. Стоящий перед нами вопрос можно сформулировать просто: «Что нам нужно сделать, чтобы заново обрести родимый дом?» Господь выходит нам навстречу, готовый всеми силами содействовать нашему возвращению. Но и нам не следует оставаться бездеятельными. Мы должны не только осознать охватившее нас состояние потерянности, но и быть готовыми возвратиться на путь истинный. Как это возможно? Без усилий с нашей стороны ничего не получится. Хотя сами мы и не способны освободиться от завладевшего нашими душами гнева, тем не менее, ежедневно выражая веру и благодарность Господу, мы можем заново приобщиться к Нему и силой Его любви обрести исцеление.
Без веры возвращение невозможно. Вера есть глубокое убеждение в том, что Отец желает нашего возвращения. Пока есть сомнения, возвращение неосуществимо. Следует постоянно говорить самому себе: «Господь ищет тебя. Он пойдет куда угодно, лишь бы найти тебя. Он любит тебя, жаждет твоего возвращения. Он не успокоится, пока не обретет тебя снова».
Но внутри тебя нечто продолжает нашептывать тебе: «Я Ему не нужен. Он предпочитает раскаявшегося грешника, возвращающегося домой после многих своих беспутств. Ему нет дела до того, кто никогда не покидал родного дома. Он воспринимает меня как должное. Не я Его любимчик. Я не надеюсь получить от Него то, что мне действительно нужно».
Иногда этот голос звучит в твоих ушах так сильно, что тебе стоит неимоверных усилий, чтобы сохранить веру в то, что Отец ждет тебя не меньше, чем твоего младшего брата. Собрав всю свою волю, необходимо отказаться от постоянных жалоб и сетований и в своих мыслях, словах и поступках являть убеждение в том, что ты рано или поздно заново обретешь Отца и Отчий дом. Без этого ты станешь жертвой вечной безнадежности.
Неуверенность в собственной значимости настолько сильно увеличивает склонность к состраданию себе, что под конец ты забываешь о своем предназначении. На определенном этапе необходимо оставить самоотвержение и признать, что Господь любит тебя не меньше, чем твоих заблудших братьев и сестер. Вера в это должна перевесить ощущение потерянности. Иисус Христос говорит: «Всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, - и будет вам» (Мк 11:24). Жизнь в такой вере откроет путь Господу к осуществлению моего заветнейшего желания.
Вере должна сопутствовать благодарность как нечто, противоположное досаде и недовольству. Благодарность и недовольство не могут сосуществовать, поскольку последнее препятствует восприятию жизни как дара. Недовольство есть ощущение того, что я не получаю заслуженного мной. Оно проявляется в зависти.
Благодарность, напротив, выходит за пределы «твоего» и «моего», утверждая, что любая жизнь есть божественный дар. В прошлом я нередко считал благодарность спонтанной реакцией на полученный дар, но сейчас воспринимаю ее как своего рода «работу над собой». Она состоит в том, что я пытаюсь относиться ко всему, данному мне, как к дару, которым меня наделила любовь, стараясь принять этот дар с радостью.
Такой подход к благодарности предполагает сознательный выбор. Я способен быть благодарным, даже когда на эмоциональном уровне я чувствую себя обиженным и обделенным. Удивительно разнообразие случаев и ситуаций, в которых я могу предпочесть благодарность обиде и недовольству. Я благодарен, когда подвергаюсь критике со стороны окружающих, даже если в глубине души затаилась горечь. Я предпочитаю говорить о добродетели и красоте, даже если чувствую в себе желание осудить кого-либо или указать на что-нибудь безобразное. Я внимаю прощающим и смотрю на улыбки людей даже тогда, когда в ушах моих продолжают звучать слова отмщения и перед глазами застыла ненависть.
Всегда возможно выбрать между благодарностью и недовольством, ибо Бог явился ко мне, блуждающему во тьме, призвал меня словами любви и нежности: «...ты всегда со мною, и всё мое твое» (Лк 15:31). Я могу оставаться во тьме, указуя на тех, кто, по-видимому, лучше меня, беспрестанно сожалея о прошлых несчастьях и тем самым все глубже погружаясь в океан досады и негодования. Но не следует делать этого. Ибо возможен и другой путь, позволяющий узреть Того, Кто ищет моего возвращения, в Ком весь я, - божественный дар, взывающий к благодарности.
Этот путь сопряжен с определенного рода тяготами. Но раз вступив на него, ощущаешь большую легкость и свободу. Скованность и неудобство отступают. Ибо, признав один дар, мы начинаем открываться для других даров, пока наконец самое обыденное событие или встреча не будут проникнуты божественной благодатью. Эстонская пословица говорит: «Кто не поблагодарил за малое, тот не поблагодарит и за великое». Благодарность постепенно наполняет существо человека, являя ему, что все есть божественная благодать.
Вера и благодарность требуют мужества. Ибо недовольство и безверие, притязая на все мое существо, неустанно твердят мне об опасностях, которые влечет за собой отказ от моих прежних соображений и расчетов. Часто мне приходится уповать лишь на веру, чтобы дать возможность проявиться благодарности. Тогда, к примеру, я обращаюсь с кротким посланием к человеку, на прощение которого не надеюсь, звоню отвергнувшему меня, говорю доброе слово тому, от кого не ожидаю ничего подобного.
Такое проявление веры означает не ищущую взаимности любовь, дар без надежды на ответное вознаграждение, не претендующее ни на что приглашение, не требующее обоюдности понимание. Всякий раз, когда я совершаю этот акт веры, мне удается узреть Того, Кто выходит мне навстречу, дабы приобщить меня к радости, которая помогает мне обрести не только себя самого, но и моих братьев, и сестер. Таким образом, практика веры и благодарности открывает мне Бога, Который ищет меня, страстно желая устранить мою досаду и сострадание себе, дабы приобщить меня к божественному торжеству.
Подлинная сущность старшего сына
Возвращение старшего сына не менее, если не более, значимо для меня, чем возвращение его младшего брата. Каким станет старший сын, освободившись от мучений, вызванных досадой, завистью и гневом? Притча оставляет нас в неведении относительно дальнейшей судьбы старшего сына, и потому нам предоставлен выбор либо внять призывам нашего любящего Отца, либо навсегда погрязнуть в самоотвержении.
Но размышления над внутренним смыслом самой притчи, равно как и ее художественного отражения в картине Рембрандта, с целью моего личного обращения, привели меня к мысли о том, что в самом Иисусе Христе нашли воплощение и старший, и младший сыновья. Он пришел, чтобы явить мне Отцовскую любовь и освободить меня от бремени обид и недовольства. Все, сказанное Иисусом о Самом Себе, указывает на то, что Он есть Сын возлюбленный, живущий в полном единении со своим Отцом. Между ними нет отчуждения, страха или подозрения.
Слова «сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое» (Лк 15:31) выражают подлинные взаимоотношения Бога Отца с Сыном Его Иисусом Христом. Иисус всеми своими словами и делами подтверждает, что слава Отца принадлежит и Сыну. Деяния Отца есть деяния Сына. Сын и Отец нераздельны. «Я и Отец - одно», - говорит Иисус Христос (Ин 10:30). «Отец любит Сына и все дал в руку Его» (Ин 3:35). Между ними нет соперничества. Так, Иисус говорит иудеям: «Много добрых дел показал Я вам от Отца Моего» (Ин 10:32). Ему чужда зависть: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего» (Ин 5:19). Между Отцом и Сыном абсолютное единство, на которое Иисус указывает такими словами: «Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне» (Ин 14:11). Верить во Христа, значит, верить в то, что Он Посланец Господа, в Коем и через Коего нам явлена вся полнота любви Отца нашего.
Об этом говорит сам Иисус в притче о злых виноградарях (Мф 21: 33-44). Хозяин виноградника вверил его заботам нанятых им виноградарей. Когда пришло время сбора урожая, он послал к виноградарям своих слуг, чтобы забрать свою долю урожая. Но виноградари убили всех их. Тогда он послал к ним собственного сына. Однако злодеи не пощадили и его, посчитав, что, убив наследника, они смогут заполучить виноградник в свою собственность. Эта притча служит примером истинного сыновнего послушания. Сын здесь - не раб собственного Отца. Он - Его возлюбленное чадо, в полном единении с Ним исполняющее Его волю.
Итак, Иисус есть и старший Сын Отца Своего. Он послан Отцом, чтобы явить всем обиженным чадам Господним неослабевающую любовь Господа, равно как и путь к возвращению домой. Через Иисуса невозможное становится возможным, свет побеждает тьму. Досада и сострадание себе меркнут перед тем, кто сам являет высочайшую степень сыновства. Глядя на полотно Рембрандта, я вижу, что холодный свет, освещающий лицо старшего сына, может приобрести более теплый оттенок и, преобразив все его существо, снова сделать его «Сыном возлюбленным» своего Отца, «в Котором [Его] благоволение» (Мк 1:11).